Наверное, он надеялся, что, оскорблённая, она прикончит его одним ударом. Он ошибался. Золотистый свет, заполнявший взоры и души тех, кто следовал за волей Деревянного Меча, подсказывал совсем другое.
Поэтому Троша умер последним. Умер в таких мучениях, что Дану даже сейчас не способна была признаться себе, что сотворила подобное. Как и признаться в том, что никогда, ни до, ни после, не ощущала такого жгучего, острого, небывалого наслаждения.
И только ночи с Императором, с её Гвином, могли с этим сравниться. Он умел заставить трепетать каждую её жилку; ей нравилось подчиняться, играть, завлекать его, с тем чтобы потом в один миг превратиться из шаловливого котёнка в разъярённую тигрицу.
Сеамни осторожно села. Походный возок правителя Мельина. Мягкая постель, из-за обитых кожей стен – скрип колёс, лошадиное фырканье, время от времени – короткие реплики охранявших её Вольных.
Армия находилась на марше. Куда, зачем, почему? Сколько она, Сеамни, пробыла без чувств, вернее, во власти совершенно иных чувств? Легионы в походе – наверное, наступают на Семандру, идут к Селинову Валу?.. Скорее, скорее прийти в себя. Узнать…
Дану поспешно откинула одеяло, спустила ноги с лежака. Одежда – вот она, привычные в походах порты, широкие сверху, зауженные книзу, мягкие сапожки чуть пониже колена, рубаха, короткая куртка, ремень.
За стенами возка вдруг сделалось как-то подозрительно тихо, а затем голос кого-то из Вольных осторожно проговорил на старом, общем и для Дану, и для эльфов, и для Вольных языке:
– Госпожа? С вами всё в порядке?
– Я… – начала было Сеамни и едва не поперхнулась. Гортань словно бы разучилась произносить звуки. – Я… Кто тут? Кто со мной?
– Кен-Сатар, госпожа, – немедля отозвался Вольный. – Старший десятка. Чем я могу услужить госпоже?
– Пошлите весть… – Она по-прежнему кашляла, хрипела и запиналась. – Пошлите весть его императорскому величеству, что я прошу допустить меня перед его очи.
– Это будет сделано немедленно, – Вольный уже овладел собой; голос его звучал совершенно бесстрастно.
– Благодарю, – отозвалась Сеамни.
Она увидит его. Своего Гвина, которому она подарила имя. Подарила имя… саму себя, всю целиком, но этого мало. Она… она… должна… Тень. Белая Тень. Второй раз они её не получат, только мёртвой… Мысли путались, стенки возка вдруг поплыли перед глазами.
Она должна. Что-то очень важное, куда важнее собственной жизни или даже жизни Гвина. Важнее её собственного народа, важнее матери, которая до сих пор должна быть жива, как говорили Дану её собственного отряда; она повела бы его против Империи и добилась победы, полной и всеобщей, если бы не эти проклятые подземные недомерки со своим Драгниром…
Сеамни ощутила внезапный приступ знакомой дурманящей ярости и впервые, наверное, по-настоящему испугалась.
Она