Единственное время, когда хоть немного можно побыть наедине с собой, – это ночь. Только ночью можно попытаться расслабиться и поговорить с собой. Я засыпал, как правило, через два часа после отбоя. Что, конечно, сказывалось. К состоянию чернейшей тоски прибавлялось постоянное желание спать.
В результате у меня начались скачки настроения от депрессии до эйфории, которые остались со мной до сих пор и, я уверен, уже не пройдут никогда. Даже сейчас, когда я пишу это, всё вспоминается на каком-то кураже, а ещё утром я был подавлен, ничего не хотелось, и будущее казалось полностью бесперспективным.
Но были и светлые моменты.
О красоте
У любого мрачного пиздеца обязательно есть светлая, радостная сторона. Незатейливая философия, но, как правило, это работает.
В учебке была очень красивая природа. Природа вообще очень красивая, но большинство этого не замечает.
Я тоже не замечал, пока не попал в тяжёлые условия полностью ограниченной свободы. Так вот.
Лежал снег, по деревьям прыгали белки, настоящая зимняя сказка. Небо по вечерам было очень ясное, луна и звёзды – всё как в литературе. Всё это задавало лирическое такое настроение. Критические ситуации подстёгивают талант, так что многих пробивало на творчество. Многие писали стихи, кто-то рисовал.
Повторюсь, я неплохо пою. У меня был «напарник» из другого взвода, и мы пели с ним а капелла. Никакой гитары, конечно, не было. Пели даже здорово, нас собирались послушать солдаты и офицеры из других взводов.
Возможно, всё это кому-то покажется слишком простым и даже странным, но у нас не было никаких развлечений, доступных во внешнем мире, и такие моменты творчества приносили капельку радости и действительно помогали держаться.
О том, почему не стоит пиздеть офицеру
В курилку нас выводили раз в день, поэтому курить приходилось в сортире, тайком и очень быстро. Я тогда научился выкуривать сигарету за десять секунд.
Короче, стоим мы в сортире, курим, я ближе всех к двери. Слышу шаги и вижу, что идёт офицер. Выкидываем бычки, парни начинают делать вид, что чистят ботинки, а я – мимо офицера и в казарму.
Парней сразу спалили, отпираться было бессмысленно. Я только успел метров пять пройти, как услышал за спиной спокойное «стоять».
Подходит, так же спокойно: курил? Я помялся, говорю – никак нет. Ах, никак нет? Ну, пошли тогда в офицерку, будем решать, что с тобой делать. Офицеры там посовещались, решили, что курил – это хуй с ним, а вот пиздеть – нехорошо. И что побегу я за этот проёб в лес на стрельбище, в нескольких бронежилетах и противогазе. Наказание довольно распространённое, но мучительное, так что я сразу