– Выпей, сын мой. Тебе надо. – Отец Васильевич извлек из-под мантии булькнувшую фляжку.
– Что это?
– Самогон, – сообщил Урсун. – На рогах оленя, на печени нерпы и когтях медведя.
Отхлебнув, Нордстрем выпучил глаза и едва не заорал, по глотке прокатился настоящий огненный шар, ухнул в желудок и завозился там, пуская в стороны тонкие раскаленные щупальца.
– Что русскому хорошо, то шведу смерть! – заявил отец Васильевич, забирая фляжку.
Но Нордстрем уже знал, что так в Якутии шутят, и не обиделся.
– Какой же ты русский? – спросил он.
На втором торжестве с участием колонистов капитана торжественно приняли в эвены. Подарили винтовку, лыжи, комплект традиционной одежды, гарпун и даже упряжку с собаками, от которой он с большим трудом отказался.
Отец Васильевич тогда, поминая Богоматерь, долго растолковывал, как носить нагрудник и парку и что узоры по швам не просто украшение, а защита от злых духов.
– Такой же, как я. Не хуже, – снова влез Урсун. – Спасибо тебе, не поминай лихом. Абасы я всех с твоего корабля выгнал, призвал благословение Хомпоруун Хотоя…
– А я освятил как положено именем Господа Иисуса Христа и всех святых! – добавил отец Васильевич и, перекрестившись, сам глотнул из фляжки.
– А еще мы ничего не забыли и ничего не уперли, – подал голос Семен. – Наверное.
– Ладно, идите уже. – Нордстрем протянул руку, но они обняли его по очереди, еще крепче, чем Куниц, и зашагали прочь, навстречу снегам и морозам новой родины, по рассказам не сильно отличающейся от старой.
Капитан проводил колонистов взглядом, пару раз сморгнул, убирая с ресниц налипший снег.
– Начать подготовку к взлету, – скомандовал он находившейся в рубке Зухре. – Рампы поднять, люки задраить.
– Есть, – отозвалась первый помощник.
Нордстрем развернулся и нырнул в пустой, мрачный трюм.
Через пять минут он оказался в рубке, где обнаружил затеявшего очередную молитву Ахмеда – и это в самый неудачный момент, когда нужно взлетать, маневрировать в атмосфере и выходить на траекторию!
Глянув на пилота, Нордстрем ощутил желание врезать ему как следует, и неожиданно понял, что теперь боится всякого рода бюрократов куда меньше, чем раньше. Может быть, по той причине, что у него есть лыжи и гарпун, а может, потому, что познакомился с людьми, которые на любых чинуш веками «болт клали», как говорил отец Васильевич, и ничего, выживали там, где никто больше не мог.
– Эй ты, кончай свой намаз-байрам и быстро за штурвал, – приказал капитан, хлопнув Ахмеда по плечу.
Тот осекся, вытаращил глаза.
Зухра бросила на капитана изумленный взгляд.
– Э… но молитва…
– Сначала – старт, потом – молитва!
– Это угнетение… А если я не послушаюсь?! – визгливо и обиженно, почти как Фернандао, заявил немец Ахмед.
– А если ты не послушаешься, то… придет страшный зверь песец и… наступит! – Нордстрем