– Наступит? – безнадежно предположил Нордстрем, сжимая кулаки.
– Вот видишь, ты понимаешь! – возликовал Семен. – Сообразительный парень!
Краем глаза капитан поймал любопытный взгляд Фернандао – наверняка то раздумывало, шарахнет ли начальство вот прям счас удар и вызывать ли доктора или можно чуток погодить. Искушение рявкнуть как следует, чтобы колонисты поняли, кто тут хозяин, Нордстрем удушил, но с большим трудом.
Его корабль, его любимую «Свободу», на которой он летает уже пять лет, превращают в помесь хлева и цирка?! А он ничего, совсем ничего не может сделать!
Хотя нет. Может по крайней мере не потерять лицо.
– За чистотой будете следить сами, – сказал капитан почти спокойным голосом. – Ветеринара у нас нет, так что лечить зверей, если что, будете тоже сами. Ну и главное… Если только ваша живность кому помешает, я ее за борт своими руками выкину. Ясно?
– Заметано, кэп, – согласился Семен, а якуты важно закивали.
Ничего-ничего, он им устроит провокацию, после которой олени и лайки отправятся исследовать глубокий космос.
Без скафандров.
Вновь колонисты напомнили о себе через сутки после взлета, когда остались позади внутрисистемные маневры и «Свобода» легла на курс. Десять дней, если без происшествий, – и они окажутся рядом с гаммой Летучей Рыбы, вокруг которой вращается Хель.
Нордстрем как раз побросал баскетбольный мячик в спортзале, принял душ и в приятном расположении духа зашел в рубку, чтобы проверить, как там дела…
И тут его вызвал Куниц.
– Э, капитан… – сказал боцман, и голос его прозвучал без обычной уверенности. – Нас тут, это… на торжество зовут…
– Какое торжество? – не понял Нордстрем.
– Как бы банкет… поесть-выпить… Семен этот. Говорят – приходите, кто хочет. Прямо сейчас.
Капитан задумался – обычно колонисты в полете вели себя тихо, кто страдал от «судорог вакуума», кто молился, кто из последних сил наслаждался благами цивилизации. Торжеств не затевали и тем более не приглашали на нее членов команды.
Отказать?
– Говорят, что обидятся, – добавил Куниц, наверняка угадавший мысли начальства. – Что отец Васильевич нас анафеме предаст, а этот, с бубном, злых духов натравит, и вообще, – и он добавил несколько любимых ругательств.
– Ладно, – сказал Нордстрем. – Пойдем втроем. Ты, я и Монтобелли.
Врач на борту – человек уважаемый, да и выглядит миниатюрная итальянка так, что посмотреть приятно.
– Так точно, – отозвался боцман. – Пассажирская едальня, я вас у входа жду.
У дверей огромной, на пятьсот человек, столовой капитана встретили: Куниц в парадной форме, Монтобелли, хмурая по причине того, что ее непонятно зачем вызвали в неурочный час, а также рыжий Семен, улыбавшийся от уха до уха.
– Итак, гости дорогие, – улыбнулся