– Д-да, верховный жрец. Еще один из молодых богов покончил с собой. – У него внезапно выступил пот. Левая рука зависла в нерешительности: ему хотелось то ли прикрыть кривозубый рот, то ли пригладить волосы.
Кёниг повернулся и стал смотреть на доппеля, который стоял, уткнувшись лицом в угол.
– Аусфаль?
Ауфшлаг неуверенно моргнул, глядя Кёнигу в спину. «Какие чувства он сейчас от меня скрывает?»
– Да.
– Она все равно была чересчур умная, всегда задавала вопросы. Она не могла просто принять то, что я ей говорил. Недоверчивая девчонка. – Кёниг повернулся и глянул на Ауфшлага, слегка подняв бровь. – Где она только этому научилась?
– Те же самые люди, которым позволено было видеть Аусфаль, имеют доступ и к Моргену, – обиженно ответил Ауфшлаг. – А ему такие черты совершенно не свойственны. Скорее всего, это произошло из-за особенностей ее характера.
– Морген идеален, – сказал Кёниг.
– Он невинен и бесконечно доверяет нам, – отметил Ауфшлаг.
– Я и раньше это говорил. И я хочу, чтобы он таким остался. Теперь к нему не будут допускать никого, кроме нас с тобой, и еще его телохранителей. Я не хочу, чтобы он заразился сомнением.
«Упаси бог, если этот мальчик научится думать сам».
– Конечно же, – сказал Ауфшлаг.
Как вышло, что он дошел в своих планах до такого? Как ученый он стремился всегда сражаться с невежеством, но при этом все же ограждал Моргена от неприятных истин. Возможно, он не лгал мальчику, но намеренно не позволял ему узнать то, что тому требовалось. «Я должен все сказать Моргену, чтобы он сам мог для себя все решить».
Но разум Моргена был намеренно создан именно так. Как и других, из кого Геборене намеревались сделать богов, его всю жизнь приучали думать, что однажды он Вознесется, и станет богом Геборене, и будет служить народу Зельбстхаса. Рабство выдавалось за достоинство.
В начале они собрали десять детей, и за прошедшие десять лет дети, один за другим, гибли под непосильным грузом. Их ломали необузданные иллюзии, которыми пичкали их Геборене и вера Зельбстхаса. Кто-то сгорал, кто-то разлагался, не оставляя после себя ни крупицы. Каждый достигал собственной вершины непрочного могущества и падал, потому что иллюзии тянули вниз, погружали в безумие. Никто не Вознесся. Аусфаль была последней из тех девяти. А теперь остался только Морген, самая чистая и невинная душа, что встречал в своей жизни Ауфшлаг.
Если бы он знал, что его план приведет к трагической гибели девяти детей, стал бы он все равно рассказывать об этом Кёнигу?
«Да простят меня боги, но думаю, что да».
– Как умерла Аусфаль? – Вопрос Кёнига заставил Ауфшлага прервать размышления.
– Она перегрызла вены на запястьях. Истекла кровью. Перед тем как потерять сознание, успела много написать на стенах.
– Собственной кровью, я полагаю?
– Конечно.
– Что-то