– На свидание, конечно! – не поворачиваясь во мне, ответила подруга. – Мне пообещали знакомство с очень перспективным мужчиной. Он из убеждённых холостяков, но, думаю, я смогу изменить его взгляды. В крайнем случае стану официальной любовницей.
– Гадость, Исмина! – возмутилась я.
– А что такого? – невинно отозвалась она. – Сейчас и при жёнах любовниц имеют, но этот-то холостяк.
– Но ты же ещё не знаешь его! Вы незнакомы даже!
– Ой, оставь уже свою убогую святость! С ней счастливо не проживёшь!
Померившись с подругой взглядами, я отвернулась. Исмину ничто не исправит. Как и меня, впрочем.
Посмотрев на часы, подруга невнятно взвизгнула, сгребла в охапку практически все выкинутое из шкафа, кроме красного платья, и закинула в шкаф. Облачившись в эту вульгарную тряпку, она покрутилась перед зеркалом гораздо меньше обычного и буквально упорхнула, сообщив напоследок, что, скорее всего, вернётся только завтра.
Я лишь покачала головой. Слишком Исмина легкомысленна и неосторожна. Но вряд ли она сама поймёт это без хорошего пинка от жизни.
Оставшись одна, я развернула послание Грегори. Хотя, признаться, и не вспомнила бы о нём, не держи его в руках.
«Хиония! Сердце моё! Я так виноват пред тобой, что даже не ищу себе оправданий. Прости глупца, влюблённого в твои прекрасные глаза и покорённого твоим нежным голосом!»
Дочитав последнее слово, я разорвала записку на мелкие кусочки. Почему-то послание вызвало раздражение каждой буквой. Грегори писал так, будто ничего не произошло. Да и сами извинения… Он явно не понял причин моей обиды, и, значит, не увидел своих ошибок.
Ох, как я хотела вернуться на несколько дней, где не было похищения, подвала, похитителя и всего остального. Где я знала, что меня ожидает на следующий день. Где имела любящего заботливого жениха, отзывчивого друга и все ту же Исмину. Наверное, только она и оставалась неизменной, несмотря ни на что.
Но моё желание было неисполнимо.
Окинув комнату взглядом, я наткнулась на шкатулку, стоявшую на столике возле зеркала. Он занимал приличную площадь и без того небольшого помещения, но подруга настаивала на его необходимости. Предмет же, привлёкший меня, напомнил то, о чём я совершенно забыла за всеми событиями. Серьги и браслет, подаренные Грегори в знак его серьёзных намерений, когда он сделал мне предложение, все эти дни покоились в шкатулке. Я не могла спать с украшениями и потому на ночь всегда их снимала. Так же поступила и накануне похищения. И благополучно забыла до недавнего момента. Быть может, жениха расстроило именно то, что на мне при встречах с ним не было серёг и браслета? А в управлении я даже не попыталась узнать об их судьбе, когда зашла речь о моих вещах. И ведь Грегори никогда не скажет, чем недоволен, лишь будет молча хмуриться. Так было, когда он приревновал меня к сокурснику, решившему неудачно поухаживать прямо на глазах у жениха, или же когда я опаздывала на свидания.
Своими размышлениями дошла до того, что осталась виноватой во всём сама. И эта