Сейвина не отвечала, она стала так рьяно расчесывать волосы, как будто прячась за ними.
– Я спрашиваю еще раз, что ты замышляешь?
– Ничего, – медленно произнесла она. А затем вдруг добавила, не таясь, – Я ведь действительно много чего подслушала давеча. Ответь, откуда у чернокнижника наши заклинания?
Духовлад тяжело вздохнул.
– Я не собираюсь оправдываться перед тобой. Твое любопытство к судьбе людей не только неправильно, оно смешно, нелепо, вредно.
– Он грабил гробницы знатных людей, там находил руны заговоров. – Говорила, словно не слыша Духовлада, Сейвина, – И якобы среди этих рун он нашел заклинание перемещения и видения? И все же откуда в гробницах знатных людей наши руны? Кто их туда подбросил?
– Это не твои руны и не твои заклинания, уже много сотен лет. Ты отдала их все мне и, повторюсь, дала слово, что не будешь вмешиваться в мои дела с людьми. А сейчас ты пытаешься встрять.
– Я ничего не пытаюсь, я просто задала вопрос. Что может быть вредного и неправильного в том, что я хочу помочь кому-то из людей. Кто этот чернокнижник и откуда он взялся? Разве справедливо теперь, что он обратит или казнит славного Велибора? Почему ты не можешь остановить грядущую резню? Ведь все это в твоей власти.
– Забавно, что ты так сопереживаешь людям, которых совершенно не знаешь.
– А ты бы хотел, чтобы я очерствела за годы нашего союза, как и ты?
– Очерствела! – презрительно фыркнул Духовлад, – не от душевной мягкости и не из сострадания ты пытаешься встрять в мои дела сейчас, а от скуки. Ты хандришь, и уже давно, оттого пытаешься найти себе какие-то занятия, мнимые цели, которые оправдали бы суть твоего значения, твоего существования. Однако, если пустить тебя к людям, дабы нести добро и мир, ты вскоре убедишься, что все это надуманные цели, невыполнимые и бессмысленные, и еще раз уверишься в том, что нет никакой сути твоего значения, да никогда и не было.
– Вот этого ты хотел бы! – засмеялась Сейвина, – ты давно уже пытаешься убедить меня в моей ничтожности, отобрав магию, отобрав способности.
– Дело не в ничтожности, а совсем в другом, – раздраженно отвечал Духовлад, – как ты переигрываешь мои слова! Вы, духи, все время пытаетесь подчеркнуть свою значимость, свое превосходство над всеми, хотя вы и проиграли в первой и последней войне. Вот и сейчас ты бы взмахнула рукой, освободила Велибора, а потом много дней упивалась бы своим добросердечным поступком, смаковала бы его, с удовольствием бы выслушивала похвалу других. Ведь только ради этого ты и стремишься туда. В этом и заключается суть вашего лицемерия, да и вообще лживость всех благих дел.
В такие мгновения Духовладу очень хорошо получалось сбить Сейвину с толку; она начинала копаться в себе, пытаясь понять, что же на самом деле двигало ею. И ей начинало казаться, что он, возможно, прав, и даже в большей степени, чем сам думает.
– То есть лучше, как ты, смириться с тем, что благие поступки