12 стульев. Золотой теленок. Коллекционное иллюстрированное издание. Илья Ильф

кого нет? – спросил Остап очень тихо.

      – У меня.

      – А двести рублей?!

      – Я – м-м-м… п-потерял.

      Остап посмотрел на Воробьянинова, быстро оценил помятость его лица, зелень щек и раздувшиеся мешки под глазами.

      – Дайте деньги! – прошептал он с ненавистью. – Старая сволочь!

      – Так вы будете платить? – спросила барышня.

      – Одну минуточку, – сказал Остап, чарующе улыбаясь, – маленькая заминка.

      Была еще маленькая надежда. Можно было уговорить подождать с деньгами.

      Тут очнувшийся Ипполит Матвеевич, разбрызгивая слюну, ворвался в разговор.

      – Позвольте! – завопил он. – Почему комиссионный сбор? Мы ничего не знаем о таком сборе! Надо предупреждать. Я отказываюсь платить эти тридцать рублей.

      – Хорошо, – сказала барышня кротко, – я сейчас все устрою.

      «Плохой сбор. Грабеж зада. Публика делит лучшие места. Выбирают хорошие и покидают их для еще лучших».

      Взяв квитанцию, она унеслась к аукционисту и сказала ему несколько слов. Аукционист сейчас же поднялся. Борода его сверкала под светом сильных электрических ламп.

      – По правилам аукционного торга, – звонко заявил он, – лицо, отказывающееся уплатить полную сумму за купленный им предмет, должно покинуть зал. Торг на стулья отменяется.

      Изумленные друзья сидели недвижимо.

      – Папрашу вас! – сказал аукционист.

      Эффект был велик. В публике злобно смеялись. Остап все-таки не вставал. Таких ударов он не испытывал давно.

      – Па-апра-ашу вас!

      Аукционист пел голосом, не допускающим возражений.

      Смех в зале усилился.

      И они ушли. Мало кто уходил из аукционного зала с таким горьким чувством. Первым шел Воробьянинов. Согнув прямые костистые плечи, в укоротившемся пиджачке и глупых баронских сапогах, он шел, как журавль, чувствуя за собой теплый, дружественный взгляд великого комбинатора.