С точки зрения здравого смысла все помнить невозможно, слишком много событий происходит в любой человеческой жизни. Но бывают такие «странные» люди, которые помнят все, в буквальном смысле этого слова: какая была погода четвертого сентября 1996 г., или какого цвета платье было на жене премьер-министра при посещении Большого театра в позапрошлом году. Известен рассказ Хорхе Луиса Борхеса «Память длиною в жизнь: история Фунеса, человека, который помнил все». Некий юноша Фунес после падения с лошади и травмы головы обрел удивительные способности к запоминанию. Он не забывал ничего из того, что видел или слышал. Такая обретенная способность, с одной стороны, радовала его, он легко мог выучить несколько языков, а с другой – тяготила. Он считал свою память «сточной канавой».
Фунес видел все лозы, листья и ягоды на виноградном кусте. Он знал формы южных облаков на рассвете тридцатого апреля тысяча восемьсот восемьдесят второго года и мог мысленно сравнить их с прожилками на книжных листах из испанской бумажной массы, на которые взглянул один раз, и с узором пены под веслом на Рио-Негро в канун сражения под Кебрачо. Воспоминания эти были непростыми – каждый зрительный образ сопровождался ощущениями: мускульными, тепловыми и т. п. Он мог восстановить все свои сны, все дремотные видения… В действительности Фунес помнил не только каждый лист на каждом дереве в каждом лесу, но помнил также каждый раз, когда он этот лист видел или вообразил (Х.Л. Борхес. Память длиною в жизнь…).
Неспособность к забвению делает подобную память избыточной, она огромным грузом лежит на человеке, предопределяет все его поступки и мысли, превращая сознательную жизнь в хаос. Этот хаос часто принимается за особую одухотворенность, некую чрезвычайно развитую духовность. Похожим образом существуют очень образованные люди, которые обладают огромными знаниями, но мало что могут сделать в творческом плане. Сводя все к знаниям, человек непрерывно увеличивает эти знания и вынужден всюду таскать с собой, полагал Ф. Ницше, невероятное количество камней знаний, которые при случае, как пишут в сказке, могут «изрядно стучать в желудке». Знание, поглощаемое в избытке не ради утоления голода и даже сверх потребности, перестает действовать в качестве преобразующего мотива.
Но, как я уже говорил, к воспоминаниям относятся не любые события прошлого, случившиеся со мной и занимающие некоторое место в моей памяти, а переживания, которые воссоздают полный смысл случившегося, восстанавливают прошлое в его живой целостности и о которых в самом точном смысле слова можно сказать: «Я помню это». Никто не знает, что можно забыть, выбросить из головы, а что нужно обязательно помнить. Поэтому нужно помнить все. Только такая память делает нас живыми, мыслящими и чувствующими людьми.
Кажется,