я вспоминаю родину, где не был
я никогда – в ином миру.
Мифическим преданьем обернуться,
пустой строкой, созвучьем странных нот,
чтобы опять на родину вернуться,
как зрителю в прошедшее кино.
Там пепел грёз и угасанье чисел.
Там ласки трав и их немой покой.
Прибежище милее всех отчизен,
куда стремится дух в стенании с тоской.
И тело устает моё лелеять
нездешних сил неудержимый зов.
Когда ползет луна собой дыру заклеить,
истоки постигаю я с азов.
«Стучится античность стихами французских поэтов…»
Стучится античность стихами французских поэтов.
И птицы, летящие спинкою вниз, в небе свивают гнезда.
Седой океан качает безвременье где-то.
И Улисс ещё верит, что возвращаться не поздно.
А в диком лесу Буковины, в норе, под навязчивым снегом,
волчата сосут молоко обозлённой волчицы.
Она же мечтает для Нового Рима вскормить человека.
И схватка с Шерханом которую ночь ей снится…
«Любовь слепа, а жизнь безрадостная и нервна…»
Любовь слепа, а жизнь безрадостна и нервна.
Таскают муравьи по норам чёрствый хлеб.
В погоне за Тельцом шагают мулы мерно,
погонщиков свозя в печально мрачный склеп.
Там Обезьяний Бог, проверив ноги, зубы,
карандашом на лбах рисует ярлыки
и стражу громко подзывает в рупор,
поплёвывая на пол сквозь клыки.
Потом конвейер тёмным коридором
везёт задумчивых, замученных, нагих.
И бездна предстаёт их безразличным взорам.
И в бездне кануть заставляют их.
Чтобы души нетленные частицы
к другим примкнули, образуя твердь.
Всё этой тверди смирно покорится —
и мутный хаос, и тупая смерть.
Но призрачный туман строенье разъедает —
витают души в едкой пустоте.
Упорный Ангел в сеть их собирает,
вселяя снова в оболочки тел.
И так в безвременьи, в безведеньи, в стареньи…
Любовь слепа, а жизнь насилует тоской.
В труде находят муравьи забвенье.
В погоне мулам видится покой.
«Лаская посохом дорог святые камни…»
Лаская посохом дорог святые камни,
бредёт паломник следом за ослом.
И в предрассветной матовости канут
и звук, и образ, и величье слов
произнесенных проходящим старцем
у входа в дом, где ночью снова Смерть была:
«Доколе здесь ты будешь оставаться?
Уже ли мало жизней испила?»
И вслед ему жестоко и ехидно
лицо смотрело с искажённым ртом.
И было в матовости предрассветной видно,
как чёрный силуэт проник в соседний дом.
«О чём этот сон?..»
О чём этот сон?..
Он