Позже мы узнали, что у деда была всякая возможность уйти на польскую сторону. Он говорил свободно по-польски. Он не выглядел на еврея. С ним была девчонка, блондинка с голубыми глазами. У него были друзья среди польских дворян, с которыми он вел дела по водочному производству – они поставляли ему картошку, пшено для перегона. Казалось бы, можно было уйти. Но он остался в городском гетто. А позже ситуация ужесточилась, уже нельзя было уходить. Он прятался у своей бывшей прислуги, еврейки. Это мы узнали позже, когда вернулись в Вильну – и стали искать его и сестру.
Глава 2
Посланник Иегуда
Эшелон, в котором ехали высланные, соединил несоединимых людей. Здесь были польские чиновники, еврейские купцы и ремесленники, в жизни они пересекались друг с другом редко или же никогда. У них даже языки были разные, но в эшелоне все говорили по-польски. Отношения в этом странном коллективе были очень хорошими. Говорили про войну, про семьи, которые остались где-то вдалеке, и особенно много говорили про Вильно.
Ещё несколько вещей остались в памяти с тех дней.
Во-первых, монотонный выкрик: «Один человек – два ведра, один человек – два ведра, один человек – два ведра». Это была наша стража. Когда приходило время кормежки, они шагали вдоль эшелона, выкрикивая: «Один человек – два ведра». Из вагона выскакивал кто-то из мужчин с ведрами, и нам выдавали еду. Каша и суп – ужин. Каша и чай – завтрак и обед. Вторая вещь, которую я навсегда запомнил – это, знаешь, как мгновенный снимок со вспышкой. Снапшот. Поезд очень медленно проходил мимо совершенно пустой станции. Висела единственная лампа, которая качалась на ветру, и стояла женщина. В тяжелом таком кожухе, который у нас крестьяне носили. Вагоны словно дефилировали перед ней. И она крестила вагон за вагоном. Ясно, что она знала, куда нас везут. И ясно, она делала то единственное, что можно было для нас сделать. Спасибо ей.
Мы ехали примерно четыре недели. Они сначала, по-видимому, гнали нас в Коми, куда тогда отправляли многих спецпереселенцев. Но из-за опасения, что финны будут атаковать на севере, нас перенаправили на Алтай, подальше от границы. В конце концов нас высадили в Рубцовске, где на несколько дней оставили на вольных хлебах. Сообщение о нашем прибытии, по-видимому, ещё не дошло, и мы были совершенно свободны. Границы были на расстоянии много тысяч километров – не убежишь. Нас беспрестанно окружали люди, которые спрашивали, какие мы, откуда мы, зачем мы. Мы были одеты по-другому, лучше, по понятиям местного населения. У нас были всякие богатства, которые можно было попробовать выменять.
Мы с мамой впервые попали в типичную столовку железнодорожных станций тех времён. Очень грязное помещение с людьми, сидящими в тяжелых одеждах и кушающих. Большой плакат «Не курить». И под этим плакатом сидел директор столовой