Я ни разу не участвовал в этом мероприятии. По двум причинам. Во-первых, я всегда с отвращением относился к лагерной самодеятельности. И это исключало для меня одну из двух возможностей съездить на случку. К тому же у меня и способностей нет для участия в самодеятельности. Во-вторых, я не мог попасть в число поощряемых передовиков производства. Я мог быть передовиком при своем желании. Но этого ж мало! А на большее для такого дела я опять-таки не был способен.
Поэтому о коллективных случках я знаю со слов непосредственных участников. Но все предшествовавшие этому события и последующие происходили на моих глазах.
Один из женских лагерей находился у нас по соседству. Это был маленький хуторок из нескольких бараков. Я говорю «хуторок», потому что издали на фоне бескрайней степи бараки казались очень привлекательными. Их обычно белили известью, и они ярко выделялись и были видны издалека. Среди нас были зэки, которые до ареста работали здесь шоферами. Не раз им приходилось видеть издали эти беленькие строения, да не знали они тогда, что это такое. Лагерь этот назывался Кайбас. Наши же передовики почему-то ездили на случку не на Кайбас, а на более отдаленную женскую командировку. А Кайбас в Куянде у всех был на языке из-за своей близости. До нас только слухи доходили о жизни в женском лагере. Больше всего эти слухи затрагивали половой вопрос. То и дело рассказывали то надзиратели или солдаты, а то и наши зэки-бесконвойники очередную историю про то, как зэчки-бесконвойницы изнасиловали случайно заехавшего к ним тракториста или шофера. Туда же на Кайбас бегали в самоволку солдаты, как они говорили, «перепихнуться».
Я пробыл на Куянде до конца лета, а потом оказался на головном лагере в самой Сарепте. Произошло это так. Была организована новая бригада для работы на ремонте кошар – нужно было их приготовить к зиме. Вот в эту бригаду из сенокосной я и был переброшен. Ездить на работу было километров двенадцать. Ездили на арбах, запряженных лошадьми. И конвой наш – два автоматчика – ехали на лошадях, но только верхом. В бригаду были отобраны малосрочники, поэтому конвой был не очень строгим. К тому же солдаты были уверены, что никто из нас не убежит в этой открытой на все четыре стороны на многие километры степи. Доходило до того, что конвой спал, а бригада работала. Мы издали видели, как к нам подъезжала бричка с двумя солдатами из дивизиона, снабжавшая наш конвой обедом, и заблаговременно будили нашу охрану. Обычно конвойные солдаты стояли на двух углах воображаемого четырехугольника оцепления. На каждом углу этого четырехугольника втыкали красные флажки. Каждый солдат брал