Увидев, что Конни недоумевает, он пояснил.
– Не думайте, по субботам мать приходит, прибирает в доме. Со всем остальным сам управляюсь.
Еще раз Конни взглянула на него. Он улыбался глазами, чуть насмешливо, но в голубых озерцах все же осталась теплая доброта. Конни не переставала ему удивляться. Вот он стоит перед ней, в брюках, в шерстяной рубашке, при галстуке, мягкие волосы еще не высохли, лицо бледное и усталое. Угасла улыбка в глазах, но теплота осталась, и проглянуло за ней страдание, – трудная, видно, выпала этому человеку доля. Но вот взгляд подернулся дымкой отчуждения, милой и приятной женщины рядом словно и не бывало.
А Конни хотелось так много ему сказать, но она сдержалась. Лишь взглянула на него и обронила:
– Надеюсь, я не очень помешала вам?
Чуть сощурились глаза в едва приметной усмешке.
– Разве что причесываться. Простите, я без пиджака, но я и не предполагал, кто ко мне постучит. Никто никогда вообще не стучит, а любой непривычный звук пугает.
Он пошел по тропинке впереди, чтобы открыть калитку. Без неуклюжей плисовой куртки, в одной рубашке, он, как и получасом раньше, со спины показался ей худым и чуть сутулым. Но поравнявшись с ним, она почуяла его молодость и задор – и в непокорных светлых вихрах, и в скором взгляде. Лет тридцать семь – тридцать восемь, не больше.
Она зашагала к лесу, чувствуя, что он смотрит вслед. Растревожил он ей душу, против ее воли растревожил.
А егерь, закрывая за собой дверь в доме, думал: «Как же она хороша, как безыскусна! Ей это и самой невдомек».
Конни надивиться не могла на этого человека: не похож он на егеря, вообще на обычного работягу не похож, хотя с местным людом что-то роднило его. Но что-то и выделяло.
– Этот егерь, Меллорс, прелюбопытнейший тип, – сказала она Клиффорду, – прямо как настоящий джентльмен.
– «Прямо как»? – усмехнулся Клиффорд. – Я до сих пор не замечал.
– Нет, что-то в нем все-таки есть, – не сдавалась Конни.
– Он, конечно, славный малый, но я плохо его знаю. Он год как из армии, да и года-то нет. В Индии служил, если не ошибаюсь. Может, там-то и поднабрался манер. Состоял небось при офицере, вот и пообтесался. С солдатами такое случается. Но пользы никакой. Приезжают домой, и все возвращается на круги своя.
Конни пристально посмотрела на Клиффорда и задумалась. Исконно мужнина черта – острое неприятие любого человека из низших сословий, кто пытается встать на ступеньку выше. Черта, присущая всей нынешней знати.
– И все-таки что-то в нем есть, – настаивала Конни.
– По правде говоря, нет! Я не замечал! – И Клиффорд взглянул на нее с любопытством, тревогой и даже подозрением. И она почувствовала: нет, не скажет он ей всей правды. Как не скажет и себе. Ненавистен ему даже намек на чью-то особенность, исключительность. Все должны быть либо на его уровне, либо ниже.
Да, теперешние мужчины скупы на чувства и жалки. Боятся чувств, боятся жизни!
Глава 7
Конни