– Дабы выразить свою признательность вашей отдаленной провинции, я хотел бы передать музеям Люмины некоторые имперские артефакты…
Я глянула на Пасуса, проверить, как он отреагирует на эти самые «подарки».
Ведь Тайрус вовсе не собирался давать музеям артефакты. И все это знали.
Контейнер, где лежали примеры технологий, проекты, схемы и разобранные машины, важно выплыл из «Тигриса» и полетел к люминарцам. Тайрус передавал им все технологии и научные знания, которые только смог найти. Ересь, оскорбление любого доброго гелионика.
Поступок, стоивший жизни сенатору фон Эмпи реану.
А Тайрус сделал это непринужденно, прозрачно намекая, как следует принимать его подарок.
Все поняли намек – все, кроме Пасуса.
Сенатор, прищурившись, с неверящей улыбкой смотрел на Тайруса, словно до конца не сознавал, чего добивается император. Все-таки Люмина – владения Пасуса, а сам он гелионик. Можно просто отнять технологии у излишних, разве нет?
Я сдержала улыбку, так как знала, что случится дальше.
– Вдобавок, – продолжил Тайрус, – я хотел бы, чтобы часть моих друзей-грандов задержались на этой планете. Уверен, вам понравится общество друг друга, и это поспособствует укреплению связей между люминарцами и грандством.
Улыбка Пасуса замерла на его устах.
Он потрясенно всматривался в лица тех грандов и грандесс, которых со всеми почестями вывели вперед, словно они и правда желанные гости. На деле же все эти люди были гелиониками, пленниками, которых Тайрус взял во время своей коронации. Император оставлял их здесь как живой щит для люминарцев, на случай, если Пасус и впрямь осмелится отобрать подарки Тайруса.
Одного заложника я знала: те же золотые ленты в темных волосах, те же широко распахнутые зеленые глаза. Гладдик Атон, сын ближайшего союзника Пасуса, сенатора фон Атона. Одна его жизнь гарантировала люминарцам защиту, даже не будь дюжин прочих.
Я снова посмотрела на Пасуса. Он уже успел надеть холодную маску понимания. Прежняя снисходительность исчезла без следа, и сенатор изучал Тайруса ледяными глазами змеи, что примеривается к врагу. Наконец Пасус понял, что имеет дело вовсе не с восторженным ведомым мальчишкой.
Мы с Тайрусом обсуждали, как он должен подать себя, и сошлись именно на этом. Нельзя было выказывать сенатору фальшивую слабость, если только мы не собирались поступать так всегда. И пусть инстинкт хищника, загоняющего жертву, мог вынудить Пасуса ослабить бдительность, мы оба согласились, что проявление силы поможет выиграть больше времени.
Все эти мысли проносились в голове, пока я смотрела на сенатора. А потом Пасус поднял глаза и уставился на меня. Весь мир словно замер и затих. Я смотрела на сенатора, он – на меня… Я убила его дочь, а теперь собиралась замуж за императора, то есть входила в ту самую семью, с которой он так отчаянно