Вот мнение князя Щербатова: «Впрочем, был человек, одаренный здравым рассудком, но без малейшего просвещения, горд, зол, кровожаждущ, и не примирительный злодей своим неприятелям».
Пушкин же Бирона даже жалеет: «Он имел несчастие быть немцем; на него свалили весь ужас царствования Анны, которое было в духе его времени и в нравах народа. Впрочем, он имел великий ум и великие таланты».
Главный вопрос, конечно, заключается в том, до какой степени Бирон пользовался своим фавором для управления государством, и здесь всё не так просто.
Даже непримиримый к временщику Ключевский пишет: «Бирон с креатурами своими не принимал прямого, точнее, открытого участия в управлении: он ходил крадучись, как тать, позади престола». Соловьев же считает, что фаворит во внутренние государственные дела вообще не вмешивался, лишь способствуя или препятствуя инициативам, исходящим от других. В чем он, несомненно, верховодил, так это в сфере дворцовых и придворных событий – но это предполагала должность обер-камергера. И все же влияние временщика на большую политику было пускай не прямым, но весьма ощутимым. Ведь политику проводят конкретные лица, а их взлет и падение в значительной степени зависели от расположения Бирона.
Кроме того Эрнст-Иоганн исполнял при императрице роль личного секретаря, через которого проходила вся ее корреспонденция, – это очень важная аппаратная функция, а в России со времен петровского кабинет-секретаря Макарова еще и окруженная ореолом особой почтительности.
Чего было больше от бироновской закулисной режиссуры – вреда или пользы, тоже вопрос неочевидный. Щербатов, например, утверждает: «Хотя трепетал весь двор, хотя не было ни единого вельможи, который бы от злобы Бирона не ждал себе несчастия, но народ был порядочно управляем. Не был отягощен налогами, законы издавались ясны, а исполнялись в точности» – при этом, как мы видели, князь вовсе не был бироновским сторонником.
В чем граф-герцог точно был не повинен, так это в приписываемом ему хищническом казнокрадстве. И. Курукин подробно изучил бухгалтерию бироновских доходов и пришел к выводу, что фаворит не воровал, да и не имел в том надобности. У обер-камергера было высокое, по чину и должности, жалованье – 4 188 рублей 30 копеек (тогдашний губернатор получал в пять раз меньше); от своих личных и герцогских владений он имел без малого 300 тысяч талеров ренты; и один раз, по случаю мира с Турцией, императрица подарила ему полмиллиона рублей.
Кроме Бирона близ Анны находились и другие немцы, разной степени полезности.
Во-первых, это, конечно, был Остерман, которому каким-то образом удалось откреститься от своей подписи под «кондициями» и продемонстрировать новой царице свою пресловутую незаменимость. Барон продолжает оставаться главным в государственной машине человеком. Благодаря уму и опытности его аппаратное влияние всё расширялось, что не могло не настораживать Бирона, хоть Андрей Иванович и очень старался