На другой вокзал мы пошли пешком, тот оказался очень близко.
Там папа опять компостировал билеты, но на этот раз ждать нужно было до вечера, поэтому он сдал чемодан в камеру хранения и мы поехали в Кремль на экскурсию.
В Кремле нас предупредили, что тут нельзя фотографировать, но папа показал, что у меня на тонком ремешке через плечо висит не фотоаппарат, а его самодельный радиоприёмник в кожаном футляре и мне позволили носить его и дальше.
Там были белые дома и тёмные ели, но совсем мало, хотя густые и высокие.
Нам показали Царь-колокол с отбитым краем, который упал с колокольни и с тех пор не звонит. Жалко.
А когда нас подвели к Царь-пушке, я как-то без раздумий мигом взобрался на кучу больших полированных ядер у неё под носом и сунул голову внутрь жерла; все пушечные стены облеплял толстый слой пыли.
– Чей это ребёнок?! Уберите ребёнка! – закричал какой-то дяденька в сером костюме, подбегая от ближней ёлки.
Папа признался что я – его, и дальше, пока мы не покинули Кремль, всё время держал меня за руку.
Когда мы вернулись на вокзал, папа сказал, что ему ещё нужно купить часы, вот только денег маловато.
Мы зашли в магазин где было много разных часов под стеклом и папа спросил у меня какие же ему выбрать.
Я помнил его жалобу про нехватку денег и показал на самые дешёвые – за семь рублей, но папа купил дорогие – за двадцать пять…
В деревне Канино мы жили в избе бабы Марфы, которая состояла из одной большой комнаты и бревенчатого сарая, но вход в него был с обратной стороны избы.
В сарае я нашёл три книги – роман про Багратиона, повесть про установление Советской власти на Чукотке и «Маленького Принца» Экзюпери…
Один раз на обед приходили папины брат с сестрой и баба Марфа приготовила круглый жёлтый омлет, а другие обеды я не помню.
Глубокая ложбина с широким ручьём делила деревню надвое, берега у ручья сплошь заросшие ивняком, а сам он неглубокий – чуть выше колен, с приятным песчаным дном; мне нравилось бродить в тихом течении.
Один раз папа повёл меня на речку Мостью, идти туда неблизко, зато достаточно места для плавания от одного заросшего дёрном берега до другого и на обоих берегах оказалось немало отдыхающего люда, наверно, из других деревень.
Когда мы возвращались, то увидели комбайн, который убирал хлеб в поле.
Мы остановились на краю поля и, когда комбайн проехал мимо к другому краю, папа сердито сказал: «тьфу!»
Оказывается, комбайнёр халтурил и срезал только самый верх колосьев – так быстрее, а когда увидел незнакомого мужчину в белой майке да ещё с мальчиком городского вида, то подумал, будто мой папа отдыхающий начальник из района и, проезжая мимо нас, косил под самый корень, как очковтиратель какой-то…
Рядом с домом бабы Марфы появился высокий стог сена, а в самой избе папа и его брат начали небольшой ремонт,