– Братья-опричники, дело, государем нам порученное, пока не тем боком выходит. Ропшины дружинники, над коими мы с вами вдоволь похихикали, без особого труда и без потерь придавили множество шаек в Москве и в округе. Что ж они после этого рассказывать станут в заморских странах? Хочу услышать ваши соображения: отчего сия ерунда получается? Давай-ка, свет-Егорушка, с тебя начнем спрашивать, поскольку ты их первый возле столицы встретил, – обратился Басманов к белокурому красавчику, сидевшему в томной позе и небрежно поигрывавшему тяжелым золотым кубком.
Красавчик поставил кубок, выпрямился, наморщил лоб, что, по-видимому, должно было обозначать усердную мыслительную деятельность.
– Я думаю, что они сталкивались исключительно с сиволапым мужичьем, годным лишь пугать робких горожан да толстых купцов темной ночью. – Он вспомнил слова Разика, сказанные в придорожном кабаке, и добавил: – Вот если бы на них навалились настоящие соколики, тогда оно, конечно…
Довольный своей речью, красавчик обвел гордым взглядом всех присутствующих. Опричники одобрительно загудели, согласно закивали головами.
– Может быть, ты и прав, Егорушка, – произнес Басманов после некоторого раздумья. – Действительно, серьезные люди пока что стороной обходили их заставы и дозоры, с нашей помощью. Ну да ладно, чтоб не все коту была масленица, устроим поморам-молодцам Великий Пост. Они слова иноземные любят произносить, а по-англицки, слыхал я, вроде бы застава так и называется – пост. Вот пусть и попостятся они на своем посту-заставе до смертного голода…
Он хищно усмехнулся, его пухлые губы растянулись в ядовитой улыбке, не сулившей ничего хорошего вольным или невольным нарушителям его замыслов.
– Ладно, братие, велю накрывать на стол: пришло время попировать по-настоящему. А сам пока схожу к Малюте. – Он сделал небольшую паузу и с особой интонацией, хорошо понятной присутствующим, произнес: – Посоветуюсь…
Хотя уже перевалило за полночь, небо было по-летнему довольно светлым, а ветерок с окрестных лугов мягко веял теплом и сладким медовым запахом. Они сидели втроем на лавочке под яблонями, по-детски болтали ногами, разговаривали обо всем и ни о чем, часто и весело смеялись по, казалось бы, пустячным поводам. Михась считался раненым, хотя бок у него уже практически зажил, Разик был десятник и мог иметь собственный распорядок, а Катька, как девица, не подчинялась в полной мере общим правилам. Поэтому они сейчас не отдыхали вместе со всеми в блокгаузах, а, тихонько выскользнув в обширный сад, вот уже который час наслаждались летней ночью, молодостью и вообще всем окружающим их миром.
Последнюю неделю Катька, переодеваясь крестьянкой или дворовой девкой, время от времени ходила в город с