Раз ты говоришь, что надо, Ник, я все сделаю.
Они превратили его в лидера. Они это сделали, а он не имел ни малейшего понятия почему. Никто не может подчиняться глухонемому, это какая-то дурная шутка. Дику следовало стать их лидером. Он же, Ник, – простой копьеносец. Его место – третий слева, мелкая сошка, и признания он мог ждать только от собственной матери. Но с того самого момента, как они встретили Ральфа Брентнера, едущего на своем стареньком пикапе неизвестно куда, все принялись после каждого слова смотреть на Ника, словно спрашивая его мнение. Ему уже хотелось вернуться в те несколько дней между Шойо и Мэем, до того как он взял на себя заботу о Томе. Не составляло труда забыть и одиночество, которое он тогда ощущал, и страх, что он медленно, но верно сходит с ума, о чем свидетельствовали эти жуткие сны. Запомнилось другое: тогда он присматривал только за собой, копьеносец, третий слева, мелкая сошка в этой чудовищной игре.
Я поняла, как только увидела тебя. Это ты, Ник. Бог указал перстом на твое сердце.
«Нет, я не могу это принять. Если на то пошло, я не принимаю и Бога. Пусть Бог останется с этой старой женщиной. Бог необходим старым женщинам, как клизма и пакетики чая “Липтон”». Он же не будет заглядывать далеко вперед, всему свое время, сначала один шаг, только потом второй. Отвезти их в Боулдер и посмотреть, что за этим последует. Старая женщина говорила, что темный человек – настоящий, из плоти и крови, не психологический символ, и он не хотел верить в это… но сердцем верил. Сердцем он верил всему, что она говорила, и это пугало. Он не хотел быть их лидером.
Это ты, Ник.
Рука сжала его плечо, он от изумления подпрыгнул. Потом оглянулся. Если раньше она и спала, то теперь проснулась. Улыбалась ему, сидя в качалке без подлокотников.
– Я сидела и думала о Великой депрессии, – заговорила матушка Абагейл. – Знаешь, когда-то моему отцу принадлежала земля на мили вокруг. Это правда. Немалое достижение для чернокожего человека. А я играла на гитаре и пела в «Грейндж-холле» в тысяча девятьсот втором году. Давно, Ник. Очень, очень давно.
Ник кивнул.
– Это были хорошие времена, Ник… во всяком случае, по большей части. Но, полагаю, все заканчивается. За исключением любви Господа. Мой отец умер, землю разделили между сыновьями, часть досталась и моему первому мужу, шестьдесят акров, не так уж много. Этот дом стоит на части тех шестидесяти акров, знаешь ли. Четыре акра – это все, что от них осталось. Да, конечно, теперь я могу забрать всю землю обратно, но это будет уже не то, что раньше.
Ник похлопал исхудалую руку, и матушка Абагейл тяжело вздохнула.
– Братья не всегда ладят между собой, частенько начинают ссориться. Вспомни Каина и Авеля! Все стремились управлять, и никому не хотелось работать в поле! Наступил тысяча девятьсот тридцать первый год, и банк потребовал возвращения займов. Тогда они, конечно, сплотились, но поезд уже ушел. К тысяча девятьсот