Ларри услышал собственный голос, доносящийся как будто со стороны:
– Ты слишком слабо бьешь по струнам, вот и все. У тебя должны появиться мозоли – твердые бугорки – на подушечках пальцев. И еще – окрепнуть мышцы левой руки.
Пока он говорил, Джо смотрел на него очень внимательно, но Ларри не знал, понимает его мальчик или нет. Повернулся к Надин:
– Ты знала, что он на такое способен?
– Нет. Я удивлена не меньше твоего. Получается, он вундеркинд или что-то вроде того, так?
Ларри кивнул. Мальчик играл «Это хорошо, мама», снова воспроизводя почти каждый нюанс игры Ларри. Но порой струны лишь тупо стучали, как деревяшки, когда пальцы Джо останавливали вибрацию, не давая им зазвучать правильно.
– Позволь, я покажу тебе. – Ларри протянул руки к гитаре. Джо немедленно бросил на него недоверчивый взгляд. Ларри подумал, что мальчик вспомнил о том, как исчез в море его нож. Джо попятился, крепко сжимая гитару. – Хорошо, – кивнул Ларри. – Она твоя. Когда захочешь получить урок, приходи ко мне.
Мальчик издал ликующий крик и побежал по пляжу, держа гитару над головой, словно священную жертву.
– Он разнесет ее в щепки, – предположил Ларри.
– Нет, – ответила Надин. – Я так не думаю.
Ларри проснулся посреди ночи и приподнялся на локте. Надин превратилась в смутный силуэт, завернутый с головой в три одеяла. Она лежала около потухшего костра по его правую руку. Напротив устроился Джо. Он тоже завернулся в несколько одеял, но его голова торчала наружу. Большой палец, как обычно, нырнул в рот. Ноги он подтянул к животу, прижимая к нему двенадцатиструнную гитару фирмы «Гибсон». Свободная рука обнимала гриф. Ларри зачарованно смотрел на него. Он отнял у мальчика нож и выбросил в море, а мальчик взял в руки гитару. Прекрасно. Пусть играет. Гитарой никого не заколешь, хотя, предположил Ларри, она вполне могла сойти за тупой предмет. Он снова заснул.
Когда он проснулся утром, Джо сидел на камне с гитарой на коленях – до его голых ступней докатывались волны – и играл «Фресно-блюз Салли». Он делал успехи. Надин проснулась двадцать минут спустя и ослепительно улыбнулась Ларри. И тот вдруг подумал, что она, в сущности, очень красива. В памяти всплыла строка из песни, кажется, Чака Берри: «Надин, родная, ты ли это?»
Вслух он произнес другое:
– Поглядим, что у нас есть на завтрак.
Он развел костер, и все трое уселись вокруг огня, выгоняя из костей ночной холод. Надин сварила овсяную кашу на сухом молоке, а потом, как принято у бродяг, они пили заваренный в жестянке крепкий чай. Джо ел, держа гитару на коленях. Дважды Ларри поймал себя на том, что улыбается мальчику и думает, что невозможно не любить человека, который любит гитару.
Они покатили на юг по шоссе номер 1. Джо ехал на своем велосипеде строго по белой линии, иногда вырываясь на милю вперед. Однажды они нагнали его в тот момент, когда он вел свой велосипед по обочине и ел ежевику довольно странным способом: подкидывал каждую ягоду