Бело–розовым садом покажутся плоти извивы,
И бельё на коврах – словно спящие птицы – красиво;
И следы – в простынях, на подушках, – блестящие влагой –
Золотые дублоны любви, позабытые скрягой.
А когда этой комнатой солнце придет поиграться –
Никого не заставит от сладостных грёз оторваться!
Ни над кем там, признаюсь, вчера не держал и свечу я…
Это – стих. Это – сон. Что однажды увидеть хочу я.
Менуэт
Чистое золото скрипки роняли в тёплые льдины паркета;
Фраки, мундиры и бальные платья плыли в плену менуэта;
А в будуаре за бархатной шторой, вскинувши юбки повыше,
Спущенный книзу чулок поправляла юная панна Мариша.
Поднята дерзко точёная ножка на табурете старинном;
Сквозь кружева проступили немножко контуры щёлки невинной…
Вдруг, перед нею – корнет Оболенский – чёртиком из табакерки –
Встал на колено и бёдра окинул взором, снимающим мерки.
– Ах, невозможно! Раздвинуты ноги… Кружево слишком прозрачно…
Мог ли досужий гуляка предвидеть случай, настолько удачный?
Шёпотом он умоляет Маришу, двигаясь ближе и ближе…
– Боже! – Язык беспардонный находит и через трусики лижет
Тёплое, томное, полное неги; вкусное словно конфета!
…Цепко сжимают изящные пальчики чёрные кудри корнета.
Личико красно. Прикушена губка. Долу потуплены очи.
Тихие стоны без слов объясняют, как он желанен и точен.
Мокрая кромка тончайшего шёлка сдвинута, не натирает…
К сроку созревшую жаркую вишенку лакомки–губы вбирают.
Пьяная дрожь охватила Маришу, мёдом плеснуло из улья;–
Расположил в тот же миг Оболенский панну на сдвинутых стульях.
Голые ноги закинуты кверху, на золотых эполетах;
Тонкое кружево порвано к чёрту, соком сочится конфета;
Ствол дуэлянта нацелен в сердечко, между расслабленных губок.
Ах! – и невинное узкое лоно – гостем растянуто грубо!
Волосы – в волосы, ядра – в расщелину, шишка дыханье стесняет!
Девственной жертвы невольные слёзы сверху и снизу стекают.
Но начинает корнет Оболенский медленно и осторожно
Плавно потягивать панну Маришу в только что вскрытые ножны.
Дева притихла, сдаваясь на милость сильному твёрдому члену;
Боль убаюкана качкой блаженной; зреет внутри перемена:
Чуткие недра распятого лона тулово зверя щекочет,
Трётся о жёсткие волосы корня вздувшийся липкий комочек;
Сбилось дыханье. Волнуются груди. Мечутся голые бёдра
Вскрикнула, вздрогнула панна Мариша, кончила сладко и мокро!
Ошеломлённо застыл Оболенский; лавой вулкана облитый,
Выплеснул встречное жидкое пламя стержень его плодовитый!
Хлынула музыка, напоминая лучше, чем лишнее слово:
– Самое время поправить одежды, раз не поправить иного.
Не разомкнули объятия тугие только платки носовые
В