– А, здравствуй, Тома!
Он походил на теннисиста Седрика Пьолина – высокого брюнета с кудряшками, спускавшимися до нижней части затылка. Он был сантиметров на десять выше меня, да и выглядел покрепче, но тогда это не произвело на меня ни малейшего впечатления.
– Видал, какая погодка?! – воскликнул он. – Надо же, а я собирался покататься на лыжах в Берхтесгадене. Уверен, там снега куда меньше, чем здесь!
В комнате было жарко. Возле двери стояла большая дорожная сумка. Из маленького радиоприемника изливался медовый голос: «Программа «Воображаемые» на сегодня закончена, но оставайтесь на «Франс-Мюзик» вместе с Аленом Жербе[55] и его джазом…»
Клеман уже собирался пригласить меня к себе, как вдруг заметил в моей руке железный прут.
– Что это ты?.. – начал было он, вытаращив на меня глаза.
Времени на раздумья и разговоры не было.
Первый удар обрушился сам собой, как будто мою руку направлял кто-то другой. Удар пришелся Клеману прямо в грудь – ошеломленный учитель отшатнулся. Второй раз я шарахнул его по коленке – он взревел от боли.
– Ты зачем ее изнасиловал, ублюдок?!
Алексис Клеман попытался уцепиться за стойку, служившую перегородкой между комнатой и кухонькой, но, падая, опрокинул ее. На плиточный пол грохнулась и разбилась вдребезги стопка тарелок с бутылкой «Сан-Пеллегрино», но это ничуть не умерило мой пыл.
Я полностью потерял контроль над собой. Учитель лежал на полу, а я дубасил его без передышки. Удары сыпались на него методично, с поразительной силой. Я бил его то ногами, то прутом. Я представлял себе, как он насилует Винку, и это только подстегивало мои ярость и злость. Я уже не замечал Клемана. И не принадлежал самому себе. Мне казалось, что я совершаю нечто непоправимое, но остановиться было не в моих силах. Я превратился в смертоносный маховик – марионетку в руках демиурга-разрушителя.
Но ведь я же не убийца!
Это был внутренний голос – он прозвучал в моей голове. Чуть слышно. Как слабая отговорка. Как последний призыв на пороге необратимости. Я вдруг отшвырнул железный прут и застыл как вкопанный.
Клеман воспользовался моей нерешительностью. Собравшись с силами, он вцепился мне в голень, я поскользнулся на гладкой подошве, потерял равновесие. И тоже рухнул на пол. Хотя учитель был изрядно покалечен, он тотчас оказался верхом на мне, превратившись из жертвы в хищника. Он давил на меня всем своим весом, обхватив коленями мое тело, точно клещами, и не давая мне пошевелиться.
Я открыл рот, чтобы закричать, но Клеман уже успел схватить осколок бутылки. Держась из последних сил, я увидел, как он вскинул руку, собираясь всадить в меня длинный кусок битого стекла. Время будто застыло, и я на мгновение почувствовал, как из меня уходит жизнь. Это было одно из тех мгновений, которые, кажется, длятся не одну минуту. Одно из тех мгновений, которые решают не одну судьбу.
И вдруг