Но неужели это такое удовольствие – читать о страданиях? Тогда уж отправляйтесь в любую больницу – там каждую минуту у кого-то откачивают гной, кому-то отпиливают руки-ноги… Нет, стихи читают, чтобы ощутить себя красивыми, и Некрасов дарил своим почитателям ощущение их красоты и правоты. Он писал, а они читали отнюдь не обо всех бесчисленных страданиях человеческого рода, а только о тех, в которых можно было обвинить существующий строй. И порочность этого строя тоже не пробуждала в них отчаяния (стихи пишутся и читаются как раз ради преодоления отчаяния), но, напротив, убеждала их в правильности избранного пути, утверждала в ощущении собственного великодушия.
Красота – это сбывшаяся мечта, это обретшая отчетливость неясная греза, и Некрасов доводил до идеальной отчетливости крайне лестную для демократической молодежи картину «несчастный народ и народные заступники». При этом и народ изображался чистой жертвой, практически лишенной каких-то принижающих качеств, и «заступники» состояли из одной лишь жертвенности, свободной от корыстных и суетных побуждений. Когда юный Пушкин верил в подобную сказку – в то, что человеческие страдания порождаются исключительно злобностью «тиранов», а не силами природы, в том числе и человеческой, – он тоже призывал к тираноборчеству, но когда ему открылось, что проблема неизмеримо сложнее, он и написал: зависеть от царя, зависеть от народа – не все ли нам равно?..
«Политический» Некрасов – поэт для юных наивных душ. Первый теоретик политического терроризма Николай Морозов вообще считал, что народническое движение порождено поэзией Некрасова. А когда ему самому понадобилось написать агитку о страданиях народа, он потолкался среди рабочих и обнаружил, что они выглядят вполне бодро, а многие даже смеются. Однако изобразил их как положено – унылыми и согбенными. Лев Толстой, много десятилетий проживший среди народа, так и говорил: народ нигде не стонет, это Некрасов выдумал.
Народ, победивший Наполеона, расширивший империю до Тихого океана, внушавший властителям такой страх, что они не решались отменить крепостное право вовсе не из злобной алчности, а именно из страха перед революцией, – этот народ – стихия настолько могущественная, что стремление благородного юношества принести ему избавление напоминает попытку воробышка взять под свою опеку слона.
Наивно до неправдоподобия…
Но и как же все-таки трогательно! Нужно быть неправдоподобно добрым, доверчивым и бескорыстным человеком, чтобы поверить в эту народническую сказку! И поколение, боготворившее Некрасова, было, возможно, и впрямь