Островки, которые с двенадцати метров – высоты мостика на судне – были видны хорошо, с вельбота, то есть практически с поверхности воды, были почти не различимы. Они были плоские.
Час за часом вести вельбот, когда волна сбивает с курса, облака двигаются быстро и точку на них взять невозможно, глаза сечет брызгами, румпель оттягивает руки и весь ты уже измочален болтанкой и прыжками вельбота, – томительное и мутное занятие. Главным ориентиром была гряда рифов слева по борту – полосы белой от пены, голубой, зеленой воды. И мы шли, следуя ее изгибам и взмахам руки негра. Когда вельбот сильно сбивало волной, негр чуть злее отмахивал рукой и на несколько секунд оборачивался с укоризной.
Я шел сейчас спасать спасателей в центре Индийского океана. Чем больше нам лет, тем значительнее кажется прошлое. Некогда будничное происшествие превращается с годами в символ, поворотный момент судьбы. Поданный тебе кем-то когда-то кусок хлеба заставляет верить в общечеловеческую доброту. А мелкая детская обида настораживает против всего человечества. Мимолетная встреча в пути застревает в сознании как в высшей мере значительное совпадение. Или так только со мной?
Серый парус замелькал среди лазурных волн, он метался и кренился на курсовом угле от нас градусов в шестьдесят левого борта. Каждая молекула Индийского океана отражала солнце. Мы ничего не могли разглядеть под серым парусом. Шел он не с того направления, где, нам казалось, должен лежать «Аргус», но мы повернули на сближение. Был смысл опросить аборигенов.
Теперь вельбот уставился прямо в лоб зыби. И даже скульптурный, стальной, непробиваемый Леопард стал прятаться от брызг и приседать за козырьком вельбота.
Когда оставалось кабельтова четыре, мы разглядели посудину, она сидела в воде по самый буртик: пирога с дощатыми бортами, узкая, шла не только под парусом, но и под мотором. И там мелькнуло что-то оранжевое.
Оранжевый спасательный жилет среди черных негритянских тел.
Боже, как мы завопили!
Белые люди в оранжевых нагрудниках – это могли быть только наши утопленники.
Мы махали им руками и вопили разные слова. Что это были за слова!
На пироге срубили парус.
– Ребята, там женщина!
Женщина в ситцевом, мокром, облепившем ее платье. В таких платьях, домашних, вылинялых, севших от бесконечных стирок, с короткими рукавами, женщины моют полы в коммунальных коридорах и кухнях, когда настает их очередь.
Женщина была простоволосая.
Их повыкидывало из коек ночью, в самый сон; они выскакивали на палубу, через которую накатом шел прибой, в чем спали, что успели схватить и кинуть на себя… И тьма, и грохот, и крен, и удары о камни…
Держась за мачту пироги, стоял мужчина в нашей морской тропической форме с нашивками капитана на погончиках.
– Где остальные?! – кричали мы.
Он махнул рукой туда, откуда шла пирога.
– А вы откуда здесь? – орали с пироги.
– Из