– Ага! И ты уже тут, Серебрянская! Хотя где должна быть? На ре-пе-ти-ци-и!
– Мы с вами уже прорепетировали сегодня, спасибо большое! – буркнула Майя.
– Ну, ты сама виновата! – они явно говорили о какой-то ссоре. – Ты это… нечего тут мне! И вообще, я к Валерии.
– Здравствуйте, очень рада, – осторожно сказала Лера, вспоминая, что знает о Прянише. Он уже лет десять возглавлял знаменитый театр классической музыки, неоднократно мелькал в телепередачах и на страницах журналов. Так что Лера помнила, как он выглядит: среднего роста, щуплый, с откляченным задом. Чёрные глаза навыкат, кожа смуглая, как у цыгана. Черные волосы, в которых блестели нити седины, он собирал на затылке в хвостик.
– Ну что, Валерия, приступим? – спросил он.
– К чему?
– Ну как же! Могли бы догадаться, – фыркнул Пряниш. – Сыграйте мне что-нибудь, я же должен вас экзаменовать!
Лере показалось это странным, ведь Шерман уже прослушивал её. Даже был подписан. Может быть, именно о таких вещах и говорила Майя, предупреждая, что Пряниш любит оставлять за собой последнее слово?
– Я готова сыграть, – ответила она. – Помогите мне, пожалуйста, сесть за пианино, и переключите звук, чтобы он шёл в колонки.
– Конечно-конечно… – Пряниш стремительно подошел к ней и потянул за руку. От него ощутимо пахнуло перегаром – видимо, после вчерашнего юбилея – и Лера невольно задержала дыхание.
Усевшись за инструмент, она объявила:
– Ференц Лист, «Грёзы любви».
– Что ж, мы все во внимании! – важно сказал Пряниш.
Положив пальцы на клавиши, Лера медленно, глубоко вдохнула, прислушиваясь к отголоскам музыки, звучащим в памяти. Первые аккорды – плавные и торжественные, прокатились по комнате… Она играла и думала о необычной истории любви, из-за которой родился этот всемирно известный ноктюрн. Лист написал его о своей возлюбленной, Каролине Витгенштейн. Из-за любви к нему Каролина бежала из России, потеряв титул и родину. Они мечтали пожениться, но множество препятствий возникло перед этой любовью. Каролина первой не выдержала испытаний судьбы – постриглась в монахини. А вслед за ней и Ференц посвятил религии остаток жизни. Леру всегда трогала эта история, и для себя она хотела любви такой же сильной, непоколебимой. Но – со счастливым концом.
– Вы прекрасно играете, – довольно сказал Пряниш, когда затихли последние звуки ноктюрна. А Майя захлопала, воскликнув:
– Лера, это очень, очень классно! Я тоже обожаю Листа, и мы можем…
– Потом обсудите! – Пряниш оборвал её хозяйским тоном. – Сейчас я должен рассказать Валерии о нашем музыкальном театре. Как вы знаете, это театр с мировой известностью. Поэтому играть в нём – большая честь.
Он неожиданно умолк, завозился. Послышался звук газа, выходящего из-под пластмассовой пробки, а потом – глубокие, жадные глотки. Пряниш откашлялся