– На колени, собака, – рявкнул я, расстроенный до глубины души его недостойным поведением.
Как видите, даже в весьма юном возрасте я был решителен и грозен. С отъявленными мерзавцами я никогда не церемонился.
Обозвав его собакой, я, видимо, затронул дремавшую в его душе струнку маленькой, загнанной в самой дальний уголок совести. Шорник внезапно весь обмяк, упал на пол и, обхватив мои колени, зарыдал в голос. Он лил слезы и каялся, каялся и клялся, что «никогда больше так не будет», «чес-с-сно слово, не будет», и что великолепный милорд может забрать все его сапоги и носить их… Подобное предложение вызвало у меня возмущение, я топнул ногой и случайно отдавил шорнику пальцы. И вообще, вскрикнув от боли, каялся несчастный, он будет лучшим другом всем бездомным собакам Мэндома., станет кормить их и, что главное, поить. Он будет поить их каждый божий день, с утра и до позднего вечера. Пока он жив, ни одна собачка в столице Белирии не узнает, что такое жажда…
– Мамой клянусь, – выкрикнул мерзавец и ударил себя в грудь.
– Ты бы еще чертовой бабушкой поклялся! – проворчал я, развернулся и пошел прочь. Под нос я бормотал проклятия – все прошло совсем не так, как мне представлялось.
Я не сомневался, что через пару дней шорник и думать забудет о своих обещаниях и примется за старое, но оказалось – я напугал его так сильно, что на протяжении очень долгого времени он действительно выполнял все то, что наобещал мне в пылу раскаяния. Еще пару лет в Мэндоме можно было наблюдать сильно поддатых собак. Некоторые ночами выли на луну, мешая горожанам заснуть, другие впадали в ярость и кидались на прохожих, иные просто спали, издавая громкий храп и довольное ворчание – наверное, во сне им являлись сахарные косточки. Мэндом даже прозвали «городом пьяных псов». Кое-кто считал, что столицу Белирии так окрестили из-за королевских стражников – их народ давным-давно нарек псами. Что и говорить, стражи действительно любили пропустить по стаканчику, даже будучи на службе, да и гавкали на всех почем зря… Но я – то точно знал: к тому, что Мэндом нарекли «городом пьяных псов», королевская стража не причастна – просто на улицах шляется великое множество нетрезвых собак. Куда ни пойдешь – непременно наткнешься на пару шатающихся красноглазых шавок. Многие собачонки на столичных улицах и гавкать толком не могли, только громко и часто икали.
Напуганный мною до безумия шорник бродил по городу с огромным бочонком браги и поил из него бродячих животных. На нищих, с вожделением тянущих к нему ладошки, он яростно шикал и грозился передать их в руки королевской стражи, если они будут мешать ему «выполнять высшее предназначение».
Подобное положение вещей, конечно, было совсем не тем, чего я добивался. Я-то полагал, что отъявленный мерзавец не исправится никогда, что он будет тихонько лежать, сложив на груди пухлые ручищи под наглухо заколоченной крышкой гроба, под слоем сырой землицы, и не обидит больше ни одной собачонки, но вышло все, как видите, совсем иначе.
По