Вспоминаю, что вечером после работы приглашен на ужин к Карине и Петру вместе со своей мамой, чтобы побыть вместе. Идея ужас. Почему бы каждому из нас просто не растаять в пустоте, чтобы отключить свое сознание?
Я не знаю, как они все могут быть трезвыми каждый день, но все знают, что я теперь пьяница. Еще больше, чем обычно. Сегодня пятница, рабочую неделю вспомнить не могу. Помнятся мне только обеды с теплой и расслабляющей Стеллой, единственное хорошее за день время – ее теплые и расслабляющие руки, ее теплые слова и ее теплый, мягкий смех. Она теперь моя подруга. Подруга на работе. Так получается, что я нахожу друзей тогда, когда меньше всего ожидаю, а на работе я ожидаю друзей меньше-меньше всего. Однако Стелла у меня теперь есть. С каждым днем я рассказываю ей все больше. Вчера признался, что я гей. Отчасти соврал, ведь я би, но об Инне ни слова – пока слишком больно, точно нерв удалять. О Толе – еще страшнее, как операция на кишках без наркоза. Но она должна знать, что ей нечего опасаться, я никак не могу стать соперником ее мужу. Потому и сказал, что гей.
В целом я не могу понять, как мне хоть на секунду удается отвлечься на что-то другое кроме случившегося с Артемом. У нас в «травме» лежит девушка, которую переехала машина. Но она не то чтобы осталась жива. Она даже серьезно не пострадала. Когда это случилось, она была пьяная. Врач сказал, что именно это ее и спасло. Видимо, у меня то же самое.
Это большое искусство на работе – делать вид, что ты трезв, пока ты в хлам. Боюсь, если кто-нибудь поймет, моей карьере пинок под зад. Я с усилием отрываюсь от кровати и буквально вижу, как от меня отваливаются куски. Куски отваливаются, пока я иду к ванной, где завешано зеркало, куски от меня разбрасываются по полу, рука в коридоре, плечо в комнате, ноги в ванной, голова в кухне… Пока я не прижимаюсь щекой к холодной бутылке. Сейчас я добавлю. Этот коньяк. Себе в чай. Будет крепко. Холодильник, увешанный магнитами, прогибается и стонет от тяжести. Воспоминаний. Я забываю, каково все сладкое на вкус. В чашке больше коньяка, чем заварки. Перед кем я прикрываюсь в возмутительно одиноком доме? Мои пальцы тянутся к выпуклому старенькому магниту с Дворцовым мостом. Крылья моста разведены. Как и мы с Толей. Магниту уже семь, как нашей разлуке. Некоторые сладости спустя годы до сих пор остаются на твоем языке… Сыграть в карты с Вечностью? И, быть может, мне удастся продать за выигрыш немного своих лет.
Я впервые встречаю Петра Доронина после похорон. Увидев то, что от него осталось, от этого мудрого, успешного и мощного мужчины, который без давления и самым дружеским жестом подсказывал нам, как жить дальше, я впадаю в ступор. Его кожа превратилась в одну из моих растянутых кофточек. Он выглядит так, словно у него день за днем уменьшается душа, и словно от него тоже отваливаются куски. Теперь ему нужен психиатр? А его знаний недостаточно? Чтобы испытывать меньше боли. Чтобы разбиться, но склеиться и говорить всем, б