Ах, как хорошо! – сказала Мария, жадно вдыхая полной грудью чистые смолистые теплые струи легкого ветерка. – Сколько воздуха, простора!
До самого горизонта стелился зеленый бархат мягкого шатра из темных вершин сосен и манил своей загадочностью. Под ногами светлела извилистым ручейком речушка Ельцовка, серебрилась, ныряя под гущу зелени, и радостно сверкала, вырвавшись из ее объятий.
– Какие мы счастливые, – прижавшись плечом к Марии, чуть слышно шепнула Ира. Нежное, с мягким овалом лицо ее золотилось, освещенное солнцем, детский рот полуоткрыт, распахнуты удивленно светло-коричневые глаза.
Стояли долго, уходить не хотелось. А потом бежали наперегонки к речке, сбросив на ходу обувь, зашлепали белыми ногами по мелководью. Заколыхалась, закипела заждавшаяся холодная прозрачная вода, запрыгала фонтанчиками. Кто-то первый плеснул на горячее, разогретое на вышке лицо, и множество молодых рук подхватило пригоршнями воду, бросая крупные, словно стеклянные шарики, брызги друг на друга.
Лес проснулся от гама, смеха, визга. Закачали осуждающе головами сосны, дохнули холодком в мокрые лица. Озябли девчата, сбились как белые свечки в кучку, прижались друг к другу, греясь. Кто-то запел в полголоса, остальные подхватили. Пели задумчивые песни о любви, счастье. Лица светлые, красивые. По сторонам расположились парни: кто-то грыз листочек, обхватив руками колени, и смотрел на нежно воркующую воду; кто-то развалился на свежей зеленой траве, подложив под голову руки, и смотрел на качающиеся вершины сосен, мечтал о чем-то. Сережа подталкивал веточкой упавшего на спину жука, беспомощно шевелящего в воздухе крючками-ножками, помогая ему встать на ноги. Согревшись и обсохнув, разбрелись по лесу кучками, парами, ступая по мягкому пружинящему настилу из сосновых иголок. Не заметили, как тени стали темнее и холоднее.
Возвращались домой довольные, радостные и сразу почувствовали: что-то изменилось в городе, что-то произошло. Те же дома, улицы, школа, но какая-то тревога повисла над всем этим. Люди! Люди стали другими: встревоженными, растерянными, суровыми. Около магазина стояла кучка женщин, две из них плакали.
– Что случилось? – окружили их девочки.
– Война, девчата, война!
Как вспугнутая воробьиная стая разлетелись ребята в разные стороны по домам.
Когда Мария вошла в комнату, отец собирал рюкзак. Скуластое, с маленькими черными усиками лицо его стало серым. Сдвинуты брови, сжат рот. Мельком глянул на дочь.
– Вот так, дочка, война! Немцы сегодня бомбили города, перешли границу. В четыре часа передавали обращение советского правительства к народу.
Мачеха, плача, завертывала в бумагу хлеб, котлеты, толкала в рюкзак.
– Смену белья давай сюда! Так, кружку, ложку, документы, деньги взял, – задумчиво перечислял он, – что еще?
– Может, переночуешь дома, куда на ночь идешь?
Какая ночь?! Кто сейчас спать будет? В военкомате самая