Я вышла из машины и захлопнула дверь. И тут же ее открыла, села обратно и завела мотор. Проезжая, я видела, что папа все так же прямо сидит на прежнем месте, но, возможно, это ручки кресла не дают телу сползти. Вдруг отец поднял ладонь к подбородку. Я выдохнула и повернула к дому. Когда я вошла, он сказал:
– Что нужно?
– Ничего.
– Ты два раза проехала мимо окон.
– Я вернулась посмотреть, что ты делаешь.
– Читаю журнал.
Ни рядом с креслом, ни на столике никаких журналов не было.
– Смотрю в окно, – бросил он.
– Ну и отлично.
– Отлично, да.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Я обедал. Разогрел еду в микроволновке.
– Хорошо, – кивнула я.
– После микроволновки еда остывает быстрее. Не успел доесть, как все уже стало холодным как лед.
– Никогда о таком не слышала.
– Это так.
– Я возила Роуз в больницу.
Отец отодвинулся. Я проследила за его взглядом и увидела Тая, пахавшего западное поле. В тишине был слышен отдаленный гул трактора.
– Она в порядке? – спросил отец.
– Да. Врач сказал, что все хорошо.
– Случись с ней чего, девчонкам ее будет несладко.
Что на это ответить? Выражал он таким образом недовольство Питом? Или сомневался, что я смогу заменить девочкам мать? Вспоминал нашу жизнь после смерти мамы? Напоминал об ответственности Роуз? Или просто делился общими наблюдениями из опыта животноводства? Тай бы наверняка сказал, что за этой грубоватой фразой отец хотел спрятать собственные чувства: это нам всем, и ему в первую очередь, будет несладко, ведь Роуз все-таки – его дочь. Но мне кажется, отцу подобные переживания были совершенно не свойственны. Никогда.
– С Роуз все хорошо. Волноваться не о чем, – сказала я.
– Волноваться тут действительно не о чем. И так дел хватает.
– Да, конечно.
Я оглянулась по сторонам: может, надо сделать что-нибудь по дому, тогда мое появление не будет выглядеть так нелепо. Я всегда боюсь, что люди догадаются о моей привычке ждать худшего. Не очень-то приятно, когда тебя навещают только потому, что решили, будто ты умер. Однако отец и сам отлично справлялся с домашними делами, кроме готовки, стирки и генеральной уборки. Посуда была вымыта и расставлена на сушилке, кухонный стол вытерт, пол подметен. Отец всегда неукоснительно выполнял правило «Убирай за собой». Я перевела взгляд на отца. Он опять уставился в окно.
– Я испекла пирог с ревенем и клубникой. Занесу тебе кусок на ужин. Клубника уже пошла. Я не говорила?
– Почему он пашет это поле? Бобы уже посеяли?
– Не знаю. Наверное.
Отец молча