Я прождал около десяти минут, поглядывая в окно на море, потом дверь открылась, и появилась молодая женщина.
Ей было лет двадцать восемь – тридцать, не более. Темноволосая, приятная, привлекательная, с серо-голубыми глазами, умными и загадочными, хотя и не красавица. Покрой темно-синего платья подчеркивал хорошую фигуру. Но вырез был скромен, как и длина юбки.
– Сожалею, что заставила вас ждать, мистер Райан, – сказала она и вежливо улыбнулась. – Мистер Джефферсон готов принять вас.
– Вы его секретарь? – спросил я, узнавая ее ясный, тихий голос.
– Да. Меня зовут Джанет Уэст. Я провожу вас.
Я прошел за ней через обитую зеленым сукном дверь в большой старомодный, но уютный зал с книгами на полках и двойными французскими окнами, открывающимися в уединенный, окруженный стеной сад, полный ухоженных розовых кустов.
Джон Уилбер Джефферсон, высокий, худой, аристократичный старик, с большим крючковатым носом, полулежал в кресле-каталке в тени. Цвет его кожи напоминал старую слоновую кость, а цвет волос – белое дутое стекло; тонкие красивые руки были испещрены прожилками. На нем был белый льняной костюм и белые туфли из оленьей кожи. Он повернул голову и посмотрел на меня, когда я проследовал за Джанет Уэст в сад.
– Мистер Райан, – представила она меня, прежде чем уйти.
– Присаживайтесь, – сказал Джефферсон, указывая на плетеное кресло поблизости. – Мой слух уже не столь хорош, как раньше, поэтому прошу говорить вас громче. Если хотите курить… дымите. Эту привычку я вынужден был преодолеть больше шести лет назад.
Я сел, но курить не стал. Я решил, что ему мог не понравиться запах сигареты. Когда он курил, то явно это были сигары.
– Я навел о вас справки, мистер Райан, – продолжил он после длинной паузы и окинул меня пристальным взглядом. У меня возникло чувство, будто он вывернул мои карманы, исследовал родинку на правом плече и пересчитал деньги в бумажнике. – Мне сказали, что вы честны, надежны и сообразительны.
Я подумал: кто бы мог сказать ему это, но придал лицу скромное выражение и ничего не ответил.
– Я попросил вас прийти сюда, – продолжал Джефферсон, – потому что хотел услышать из первых уст эту историю о человеке, который позвонил вам, и об убитой в вашем офисе китаянке.
Я отметил, что он не назвал ее своей невесткой. А когда он произнес слово «китаянка», его рот брезгливо скривился и в голосе проскользнуло презрение. Я понимал, что человеку старому и богатому новость о женитьбе единственного сына на азиатке могла быть неприятной.
Я рассказал ему все от начала до конца, не забывая говорить громко.
Когда я закончил, он сказал:
– Спасибо, мистер Райан. Вы не знаете, почему она хотела