Она встала, опершись о столб, и глянула на один дом, потом на соседний. В груди неприятно защемило. Тогда порченая принялась осматривать другие усадьбы, подмечая, как сделаны сараи. Они пристраивались к избам вплотную или соединялись с ними деревянными галереями, по которым в чернодень можно было пройти в хлев, чтобы помочь разродиться корове, покормить свиней или собрать яйца. Разве оставишь скотину одну на целые сутки? Когда-то у Иремила тоже были животные, но с появлением Рори от них пришлось отказаться. У жалельщика не выдержало бы сердце, возьмись прималь кормить его супом из курицы, которая цыпленком сидела у него в руках.
Сиина брела от двора к двору, отворяла калитки и тихонько подходила к окнам, но ничего доброго Цель не сулила. Девушка прошла почти всю деревню и совсем вымоталась, когда обнаружила один-единственный дом, где страх чуть поутих. Хлев тут был отгорожен от избы галереей, на крыше темнел здоровенный омет, накрытый просмоленной тряпкой. Если вырыть в нем берлогу, можно переночевать, а утром уйти, пока никто не видит. Сиина прошла мимо двери сарая, запертой на крючок и заслон. Приставила ухо к щели и услышала, как корова жует жвачку, блеет овца и кудахчут куры. Желудок свело от мысли о молоке и яйцах. О размоченных в воде сухарях, которыми подкармливают свиней. О прелом пшене, брошенном птицам.
– Дура ты, что ли? Чего удумала? – шепнула она себе, а потом прислушалась к Цели. – А вдруг изнутри замка нет? Можно, я туда войду, а? Хоть одно яичко…
Комок был маленьким и неприятным, но не расползался.
– Корову подоили уже. Ночь на дворе. Никто не должен войти пока что. Так ведь, а?
Цель ответила слабой тревогой, и Сиина, сглотнув, сняла засов, сбросила крючок и легонько толкнула дверь.
«И правда изнутри не закрыли. Странно это».
Девушка скользнула внутрь и провалилась в тепло, пропитанное морем запахов: сена, барды[5], навоза. Все это было такое живое, такое родное после пустошей Хассишан и мертвых степей, что захотелось плакать. Сиина стала тихонько щупать стены у двери и нашла наверху, на полке, коробку спичек и шершавый камень, вделанный в брус. Она двинулась чуть дальше, затаив дыхание и очень боясь напугать животных или что-нибудь задеть, коснулась висящей на гвозде лампы, чиркнула спичкой по камню и зажгла фитиль.
Теплое пламя колебалось от тряски. Сиина держала лампу обеими руками, но даже так было тяжело. Тогда она обняла ее, греясь о стеклянную колбу и приглушая опасный свет. Под ногами валялась мятая солома. В одном стойле всхрапывала черная лошадь, в соседнем чавкала травяной жуйкой корова в нарядных трехцветных пятнах. К ее вымени присосался теленок. Сиина тихонько подошла к корове и погладила ее по боку.
– Здравствуй, моя хорошая.
Корова вела себя спокойно, только изредка помахивала хвостом, и Сиина облегченно вздохнула: волна ее страха досюда не дошла. Она повесила лампу на гвоздь, присела на корточки и потянулась к плохо промытому