Долго пытался найти хоть какую-то для себя опору или горящий на горизонте маячок, но понял – здесь нет смысла, как нет и логики. Само мое существование нельзя вписать в какую бы то ни было систему. Я живу среди абсурда и хаоса. Более-менее упорядоченного, но все же хаоса.
Смысл лишь один – на закате, лежа в своем купе, слушать убаюкивающий перестук железных колес, как аккомпанемент из колонок бумбокса. Слушать и слышать, как звуки превращаются в напевы матери, склонившейся над колыбелью. Чувствовать, как мелодия становится частью твоей жизни, помогая примириться с абсолютным безлюдьем и абсурдностью мира, где реальна лишь железной дорога, бесконечно ползущая вперед.
Вот как-то так: просто живи, покачиваясь в такт вагонному перестуку. Вот и весь смысл.
Как-то на подставке для компактов нашел диск – просто какой-то сборник электронной музыки. На нем изо всех композиций особенно приглянулась одна. Даже не знаю, чем именно. Просто она, словно моя жизнь, наполнена пульсом железных колес. Я бы даже этот трек назвал гимном моих будней. В нем тоже выискался какой-то смысл. Под эту музыку здорово смотреть в окно – на удивительное разнообразие летящих пейзажей, на такой удивительный мир. Под Solaris Heights все увиденное становится необычным, нереальным, загадочным.
Бывает, могу не пойми от чего проснуться и лежать, прислушиваясь к ощущениям, что зарождаются в ответ на льющуюся мелодию (всегда перед сном ставлю диск на повтор). Затем медленно разомкнуть веки, и так же медленно, чтобы (не дай Бог) не спугнуть сон, сесть на кровать, приоткрыть рукой занавеску, застав за окном беспросветную тьму.
Открытое взгляду свидетельствует: я нахожусь где угодно, но только не в обыденной реальности.
Синие сумерки разбавлены кефирным туманом, что единой пеленой склеивает редкие деревья. Вязкая белая жижа словно засасывает клочки ночи, готовя место спешащему солнцу. Я, слившись щекой с прохладным стеклом, лениво и сонно гляжу в плывущую темноту. Даже не верится, что ко всему этому можно прикоснуться, потрогать шершавую кору деревьев. Запустить ладошки-лодочки в туман, и, зачерпнув пригоршню белой прохлады, умыться ею. Даже не верится! Как заклинание, ворожат мелодия и стук колес.
А когда мстительная природа начинает резать несущийся поезд острыми дождинками, оставляя на стекле тонкие полоски-шрамы, я чувствую, как на моей щеке, слившейся воедино с оконной прохладой, появляются все новые и новые порезы.
Сидеть вот так в темноте, прижавшись к холодному стеклу и слушать, как говорит со мной поезд – …Тук-тук… Тук-тук… – наверное, в этом весь смысл.
Остановка – дело достаточно редкое, если вообще не исключительное. Чаще всего между ними лежит безмерная пропасть сменяющих друг друга круговоротов света и тьмы.
Как по мне, так лучше уж ехать вовсе без остановок. Потому что все равно в них нет смысла – ведь никто не заходит! К