Матвей постелил себе, лег на спину, заложив руки за голову и, не дождавшись, когда поезд тронется, ненадолго уснул.
Примерно через час, когда Москва осталась уже позади, он проснулся. В какой-то смутной тревоге сел на своей полке.
Поезд несся сквозь бездну, временами отлавливая, как сачком, желтые отсветы фонарей. В вагоне было душно и жарко. Топили на полную катушку. Плацкарт был наполнен запахом спящих немытых тел.
Матвей снова попытался уснуть, стал ворочаться, попытался считать овец, взбивал подушку. Он начал сомневаться, что сделал правильный шаг, но тут же прогнал эти мысли. Наконец, он провалился в какой-то рваный сон, скорее дрему. Но скоро с отвращением открыл глаза, как только во сне, с жуткой ясностью перед ним возникла холодная серая рука мертвеца с пепельными ногтями. Он тряхнул головой и опять попытался уснуть, преодолевая мучительное ощущение жары. Казалось, будто десятки змей ползали по его телу. Поезд трясся и раскачивался из стороны в сторону, развив бешеную скорость. Вместе с этим раскачиванием в сознание Матвея врывались образы и сновидения. Он бежал к голубому озеру, но каждый раз, когда он уже готов был нырнуть в воду и освободиться от жары, его отбрасывало назад.
Неожиданно Матвей проснулся от истошного, полного злости, женского крика. Он сел на постели. Сердце колотилось, и некоторое время он пытался понять, что произошло, и кто кричал. Поезд шел тише. В вагоне было так темно и глухо, что Матвею стало не по себе. Он даже подумал на миг, что едет в вагоне с мертвецами, и представил, как сейчас дотронется до немытой пятки человека, что спал напротив, и почувствует ее трупный холод.
Поняв, что крик был во сне, Матвей хотел было снова попытаться задремать, но на этот раз ему помешало противнейшее ощущение, поднявшееся откуда-то из живота к горлу и желавшее вырваться наружу. Тошнило неимоверно. Да еще в правом виске застряла иголка, то ослабляя, то усиливая свое давление. Стало понятно, что дело – шляпа, и поспать не удастся. Он судорожно потер висок. Мелькнула спасительная мысль об остановке и возможности проветриться. Расписание подсказало, что с минуты на минуту будет Бологое. Это открытие так обрадовало Матвея, что он даже забыл на некоторое время о тошноте. Затем неторопливо надел ботинки и, презрев пальто, пошел в тамбур. Там он прислонился к отрезвляюще холодной стене. Через пару минут поезд замедлил темп и подкравшись к станции, замер.
Матвей вышел на перрон, прошелся по платформе, остановился и, закрыв глаза, несколько раз вдохнул морозный воздух. Придя в себя, стал осматриваться. Неподалеку от станции росло несколько деревьев. Грустная ноябрьская бледность, сменившая золотую осень, полную драгоценных камней, пронизывала все вокруг ожиданием. С деревьев уже облетели все листья, и только призрачные клочки, как память, свисали с потускневших ветвей. Ожидание… Матвей поднял глаза к небу. В природе наступила пауза, как перед началом симфонии. Он, не отрываясь, смотрел во мрак неба.
И