Большую часть наших представлений о германских народах мы почерпнули из сочинений их тогдашних соперников, римлян, хотя кое-кто из последних, к примеру Тацит, восхвалял варварские обычаи для демонстрации недостатков самого Рима, то есть в подтверждение собственных политических убеждений. Трактат «Германия» написан Тацитом в 98 году н. э., когда под властью Рима находились Верхняя и Нижняя Германия, провинции на западном берегу Рейна. Порядок проведения регулярных собраний у германцев произвел впечатление на римского автора: «О делах, менее важных, совещаются старейшины, о более значительных – все; впрочем, старейшины заранее обсуждают и такие дела, решение которых принадлежит только народу… Если предложения [старейшин] не по нраву, собравшиеся шумно их отвергают; если нравятся – бряцают копьями… На собрании можно также предъявлять обвинения, в том числе требовать смертной казни… На тех же собраниях избирают и старейшин, отправляющих правосудие в округах и селениях». Тацит столь же похвально отзывается о германских обычаях гостеприимства: «Отказать кому-нибудь в крове, на их взгляд, – нечестие, каждый старается попотчевать гостя в меру достатка»[2]. Юлий Цезарь отмечает, что германские старейшины каждый год заново распределяют среди земледельцев наделы для обработки, не допуская тем самым сосредоточения богатства в одних руках – как считалось, это вредит общественному единству.
Новое представление о жизни германцев было получено на основании археологических раскопок в местечке под названием Феддерсон Вирде. Остатки саксонской деревни, существовавшей здесь примерно с 50 года до н. э. по 450 год н. э., указывают на то, что ее обитатели возделывали овес и рожь на сезонно затопляемых полях, при этом применяли удобрения из навоза и севооборот. Германцы знали о римских городах и кельтских оппидумах, но предпочитали жить небольшими деревнями – поселениями в 100–500 человек, имевшими, по крайней мере, одно помещение для общей сходки.
Германцы не строили храмов богам, считая, что нелепо пытаться ограничить присутствие божества каким-либо сооружением; для них, как и для кельтов, священными местами становились лесные рощи, где они сильнее всего чувствовали присутствие Вотана, главы германского пантеона. До нас дошли сложные по фабуле легенды о германских и скандинавских богах, включающие рассказы об их вторжении в человеческий мир и разнообразных земных метаморфозах. Самое интересное в этих мифах то, что ввиду заранее известной развязки они оказываются