На шее покачивалась цепочка с сердцем. Его гладкую зеркальную поверхность опоясывали кованые золотые переплетения и крошечные камушки.
Но при этом сам кулон оставался пустым.
– Старая карга, – молвил самый храбрый из толпы. – Ворона.
Однако с ее приближением исчезал даже самый бесстрашный или же его уводили более благоразумные жители. Все знали, что она опаснейшая из ведьм – демон в женском обличье. Только король считал иначе. Чем бы ни была вызвана трусость, людей нельзя назвать предателями или глупцами.
В деревню женщина прибыла через два дня после неудавшихся похорон, новости о которых еще не достигли Мерквика, ближайшего поселения в пятнадцати лье к востоку. Она молча шагала по дороге, ведущей к площади, а за ней невольно следовали жители. Ведьма направлялась прямо к моему дому, где в кузнице родители заперли Фокса, спрятав его подальше от напуганной толпы.
– Миледи, – обратилась женщина к Лилак, – буду вам признательна, если вы утихомирите собравшихся на улице людей. Не очень бы хотелось, чтобы ваше имущество сгорело по столь жалкой причине. – Затем она повернулась к Роуз: – А вас, миледи, я попрошу принести мне измельченный кизил, зверобой, лавандовое масло и воду для умывания.
Роуз и Лилак – почтенные и уважаемые ведьмы по сравнению с женщиной, внушающей страх, проклятой Костяной ведьмой, – сразу же бросились выполнять ее приказ.
– Где она? – последовал новый вопрос, и отец показал ей нашу комнату. Она обнаружила меня в кровати. Я лежала, свернувшись калачиком, а мой лоб горел после недавнего приступа магии.
Я находилась в забытьи, а потому не помнила происходящего. Но мама все мне рассказала. Ведьма омыла мое лицо и грудь отваром из горьких трав и сладкой воды. Высыпав в чашу шалфей и красно-желтую смесь, она небольшими дозами вливала мне в рот этот раствор. С наступлением сумерек, когда в небе замерцали крошечные звезды, жар спал. Пылающее в сознании пламя истлело, и я безмятежно проспала до рассвета следующего дня, пока мой сон охраняла ведьма.
Наутро моя болезнь прошла, а, проснувшись, я увидела в кресле у изножья кровати спящую женщину. Я села и стала изучать свою гостью. Ее силуэт окружала легкая дымка – мягкое сияние, знакомое и пугающее одновременно.
– Первым я призвала своего отца, – не открывая глаз, произнесла женщина. – Даже не знаю, что тогда на меня нашло. Хоть я и была его дочерью, относился он ко мне как к своей собственности. Не давал и капли свободы, заставлял носить женские платья и учиться шить. Проживи он дольше, наверняка запер бы меня в женском монастыре или отдал замуж за богатого торговца. Видимо, так я хотела доказать ему, что достойна быть не просто очередным приданым. Однако, будучи мертвецом, он не мог мной помыкать, как при жизни, и очень сильно этому сопротивлялся, так что я быстро