Вот он, явился: культурист и матрос, гордый обладатель гоночного авто 82-го года выпуска прямо из «Рыцаря дорог», сын, о котором я лишь изредка вспоминал, что он у Шелли с Ларри есть. Малый, показавший фокус на вечеринке: поднял одной рукой стул с сидевшей на нем матерью.
Он прибавил лишний слой жира, а его матросская наколка стала блекнуть и стираться. Вкус к моде за годы, что он был в отъезде, в нем не вызрел, и лучше всего его можно было бы охарактеризовать как шик а-ля Ричард Симмонс[28]. Он носил на голове яркую красную ленту, державшую его вьющиеся волосы подальше от глаз, одет был в подобие борцовской майки с изображением пирата. Вид у него был смущенный.
– Господи, пап. Пойдем же. Ты ж мальчика до кондрашки доведешь. Ты ж не в богадельню ее отправил. Можешь навещать ее каждый день. Мы оба можем! Так было для нее лучше. Бегая в ее поисках, ты б себя раньше времени в могилу загнал. Думаешь, она этого хочет? Перестань. Пойдем уже. – Он положил свою громадную лапищу папе на плечо и мягко отстранил Ларри от меня. Наделил меня какой-то досадливой улыбкой и сказал: – Заходи, браток. Я только что печенье с финиками сделал. – Когда он обратился ко мне «браток», я содрогнулся.
Шелли поместили в заведение, называвшееся Приходской Дом. Гектор отвез ее туда в то утро, пока отец его еще спал. Не гостиница «Четыре времени года», понятно, но таблетки свои она получать будет вовремя, и рыться по ресторанным помойкам в поисках съестного не придется. Гектор сказал, что с тех пор его отец только и знает, что плачет. Он рассказал мне об этом после того, как Ларри Бьюкс поплелся обратно в кровать, где проводил почти целый день. К тому времени мы с Гектором уже сидели перед телешоу «Народный суд», пили чай с теплыми финиковыми печеньями с их сладкой и клейкой начинкой, смешанной с кусочками ореха, от которых печенья слегка хрустели.
Гектор склонился над тарелкой, чтобы поговорить со мной доверительным тоном, что было совершенно напрасно, ведь мы были совсем одни.
– Знаешь, я, было дело, вроде ревновал к тебе. Из-за того, как мама разговаривала с тобой. Из-за того, что ты все делал правильно. Хорошие отметки. Никогда не огрызаешься. Я звонил ма из Токио, чтоб рассказать ей, что я только что ел суши с родственником императора, а она говорит: ой, здорово, между прочим, браток только что изобрел работающий ядерный реактор из деталек «лего» и всяких резинок. – Он покрутил головой, усмехаясь под густыми усами. – А ведь она была права в отношении тебя. Ты во всем был тем высокого полета мальцом, каким она тебя считала. Если бы не ты, не знаю, как бы отец справлялся бы со всем в последние полтора года. И ма… тогда, когда еще не все позабылось ею, ты давал ей повод вставать каждое утро. Рядом с тобой она смеялась. Ты делал ее намного счастливее, чем, полагаю, это хоть когда-то удавалось мне.
Я был подавлен. Не знал, что сказать. Вперил взгляд в телевизор и с набитым ртом проговорил:
– Здоровские печенья. Прям такие же, как ваша мама пекла.
Он неохотно кивнул.
– Да-а. Я рецепт