Но как танцевать, что должно стать основой ее собственного танца? До сих пор Айседора над этим не задумывалась, она просто двигалась, как подсказывали душа и тело, ее руки, ноги, туловище, шея… все подчинялось какому-то естественному порыву, выражая то радость, то грусть, то даже отчаянье. Однажды Дульси поинтересовалась у брата:
– Раймонд, как ты думаешь, у греков была система танца, какой-то набор движений? Или они просто двигались, как подсказывала музыка?
Это был серьезный вопрос. Срисовывая танцующие силуэты с греческих ваз, Раймонд задумывался об этом и сам, но ответа пока не нашел.
– Думаю, все же была. Многие позы на вазах схожи, значит, они использовались часто.
– Тогда какая? Что значит музыка для танца и движение для самой музыки? Движением, танцем можно выразить все. Смотри! – она начала двигаться, и Раймонд рассмеялся:
– Ручеек… ветка на ветру… фонтан! Кошечка… Ммм… мир вокруг? Любовь?
Он не мог понять, что такое пытаются показать красивые руки сестры, описывая огромный круг. На странных молодых людей уже оглядывались, кто-то из прогуливающихся в парке даже остановился, наблюдая. Еще немного, и начнут показывать пальцем. Впрочем, им все равно, а местный служитель уже привык к странным сестре и брату.
Айседора раздосадовано опустила руки.
– Это была радуга, Раймонд.
Она потянула брата прочь от любопытных глаз, но не потому, что не хотела быть объектом разглядывания, Айседору взволновало предположение Раймонда.
– А… почему ты сказал, что это любовь? Я танцевала похоже на любовь?
– Просто она всеобъемлющая.
Раймонд внимательно посмотрел на сестру, кажется, пришло время интереса Дульси к любви. У нее, несомненно, уже был кое-какой опыт в отношениях, там в Америке Айседора выглядела старше своих лет, а потому привлекала мужское внимание с весьма юного возраста. Но это не была любовь, всего лишь физиология, без которой не обойтись, если ты, конечно, не кастрированный монах.
Теперь иное, Айседоре уже двадцать три, но выглядит сестрица Раймонда куда моложе. Для нее время словно остановилось. Это хорошо, век танцовщицы недолог, выступать в сорок уже не будешь – засмеют и зашикают, танцевать как Дульси в тунике с почти обнаженными ногами, тем более. Айседоре осталось полтора десятка лет, в юности это кажется вечностью, но в действительности года проходят очень быстро.
Раймонд долго размышлял над тем, что пришло в голову в парке, Айседора тоже. Их мысли двигались в одном направлении.
Мать всегда внушала, что они особенные, несут на себе печать творчества, правда, творчеством занималась Дульси, остальные ее словно обрамляли – миссис Дункан аккомпанировала, Раймонд устраивал целые лекции о роли танца в духовном возвышении