– Я – сказал Майк, потому, что Джеф, глядя на неё, забыл ответить.
– Съедобно, – насмешливо сказала Николь. – Совсем мастер.
– Ещё чего! – возмутился Майк. – Да это лучшее, что я умею готовить! Не "съедобно", а бесподобно!
Николь засмеялась, глотнула чаю из кружки Джефа и устроилась на одной отставленной его ноге. Он обхватил её за талию, чтобы ей было устойчивее. Майк наблюдал за ними, размышляя. Скользил глазами сверху вниз по обоим, отмечая мельчайшие детали.
Почему-то Николь явно он не стеснял, она при нём была так же естественна, как и с Джефом, чего с ней никогда не случалось дома. Вот так всегда. Стоило только подумать Джефу о её доме, как она тут же сказала:
– Нам пора ехать.
– Пожалуй, – со вздохом согласился он.
– И никак нельзя задержаться? – поинтересовался Майк.
– Завтра праздник, – неопредёленно объяснила Николь.
– Очень рад был знакомству, – тихо сказал Майк.
Николь протянула ему руку и он осторожно поцеловал её, коротко скользнув глазами по Джефу, словно спросив взглядом. Николь вдруг положила вторую руку ему на голову, пока он не успел разогнуться, и Джеф, напряжённый, увидел, как она потрепала Майка по волосам. Сказала, изумляя их обоих:
– Мне очень жаль, что между вами какие-то трения. Я же знаю, что вы любите друг друга.
Уже с машине он спросил ее:
– Ты слышала, о чём мы говорили с Майком?
– Думаю, я слышала достаточно, – тихо и непонятно ответила она, – и видела.
– А что ты видела? – заинтересовался Джеф.
– Как он смотрит на тебя.
– Как?
– Как смотрела на меня моя мать в больнице за двое суток до своей смерти. Больше я её не видела. Никогда, даже во сне.
Это не стоило продолжать. Это было слишком тягостно.
32
Но Джеф, уже почти выехавший за ворота, неожиданно для себя, остановился. Повернулся к ней, разглядывая её. По его пониманию, Николь должна сейчас плакать в три ручья, а она ничего: сидит спокойно, смотрит на него. Не скажешь, конечно, что слишком весёлая, но и не печальна.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – спросил он, озадаченный. – Как мне с ним поступить?
– Прости его. Он тебе всё отдаст, он тебя любит. Ему плохо без тебя. Он бродит вокруг твоего дома, не решаясь войти, с утра и до позднего вечера. Думаешь, я его раз видела? Я его вижу постоянно, он только заговорил сегодня впервые. Когда он смотрит на тебя – у него глаза больные. Не тебе казнить его за ошибки, он сам себя казнит.
Он отвернулся, глядя сквозь ветровое стекло:
– Ты не знаешь Майка.
– Знаю. Его и так видно. Как Стива. Или Нору. Или детей – он весь прозрачный, понимаешь? Чем больше ты его отталкиваешь, тем больше он себя казнит. Сейчас он как Иуда Искариот: в нём много гордыни: он не может простить себя. Его может утешить только прекращение твоих страданий – он за тебя боится. Мне так показалось. Не травмируй его больше. Не надо. Смотри, он и так весь поседел.
Её