Эти невротические признаки поэты заметили давно. Сошлемся хотя бы на стихотворение Сапфо:
По мне, – тот не смертный, а бог безмятежный,
Кто может спокойно сидеть пред тобой
И слушать твой голос пленительно-нежный
И смех восхитительный твой.
От этого счастья в предведенье муки
Мне душу теснит уж испытанный страх.
Тебя лишь увижу, о Лесбия, – звуки
В моих замирают устах.
Язык мой немеет, в крови моей пышут
Бегучими искрами струйки огня,
В глазах лишь потемки, и уши не слышат,
Немолчным прибоем звеня.
Клинические признаки, как говорится, налицо: огонь бушует в крови, потемки в глазах, уши ничего не слышат, а язык немеет, страх захватывает все существо потрясенной поэтессы. Психиатр, возможно, уже торопится с целебным раствором. Но нуждается ли влюбленная в такой скорой помощи? Разве глубинное потрясение, катарсический эффект, прорыв в идеальный мир, необычные состояния сознания не являются законными обнаружениями человеческой природы?
Мировое искусство создало нескончаемый перечень любовных переживаний. Тысячи поэм, романов, трагедий, сонетов посвящены восторгу и страданиям влюбленных. Поэты и художники многих веков пытались воссоздать интроспективный мир интимных и сокровенно лирических переживаний. Они считали любовь не только естественным человеческим чувством. Это настроение выражало самые сокровенные грани человеческого бытия. Но девальвация потаенного трепетного мира человека началась, судя по всему, не сегодня. В Новое время, когда постепенно утверждался культ разума, данное переживание было поставлено под сомнение.
Английский мыслитель Ф. Бэкон задумался над тем, почему любовь в жизни приносит много несчастий. Выходит, по мнению этого философа, она идет наперекор природе и истинной ценности вещей. Любовь просто несовместима с разумом. Разве допустима такая преувеличенность чувств, которая сопровождает любовь? Как тут добраться до истины, когда приходится продираться сквозь частокол немыслимых гипербол, оценивающих достоинства и заслуги влюбленных? Человек, захваченный этой страстью, превосходит любого льстеца, подмечает Бэкон. Так торжествуют сластолюбие и неумеренность. Нет, что ни говори, а любовь – это безумие. Именно поэтому «великие умы и великие дела, действительно, не допускают развития этой страсти, свойственной слабым. Тем не менее необходимо сделать исключение в отношении Марка Антония, соправителя Рима, и Аппия Клавдия, децемвира и законодателя, из которых первый был действительно человеком сластолюбивым и неумеренным, а второй – строгим и мудрым. А поэтому нам представляется, что любовь (хотя и редко) может найти путь