В лице Хардинга по-прежнему ни кровинки, но с руками он совладал: вяло всплескивает ими, отталкивая от себя слова Макмерфи.
– Наша милая мисс Гнусен. Наша улыбчивая, ласковая, нежная мамочка Гнусен, этот ангел милосердия – яйцерезка? Полно, друг мой, ничуть не похоже.
– Этой брехни про нежную мамочку мне, браток, не надо. Может, она и мамочка, но она большая, как бульдозер, и вся железная, как молоток. И этим номером с доброй старой мамочкой она обманула меня сегодня, когда я пришел, минуты на три, не больше. Думаю, что и вас, ребята, она водила за нос не год и не полгода. Уй, видал я сук на своем веку, но эта всех обскачет.
– Сука? Но минуту назад она была яйцерезка, потом стервятница… или курица? У вас метафоры прямо с ног сшибают друг дружку.
– Ну и черт с ним; она сука, стервятница и яйцерезка, и не морочь мне голову – знаешь, про что я говорю.
Лицо и руки Хардинга двигаются еще быстрее, чем всегда, – жесты, улыбки, усмешки, гримасы мелькают, как в ускоренном кинофильме. Чем больше он старается остановить это, тем быстрее они сменяют друг друга. Когда он позволяет рукам и лицу двигаться так, как они хотят, и не пытается совладать с ними, тогда за его жестами, за игрой лица наблюдать приятно, но, когда он думает о них и старается с собой совладать, он превращается в дерганую куклу, занятую дикой пляской. Двигается все быстрей, быстрей, и голос тоже не отстает.
– Послушайте, мистер Макмерфи, мой друг, мой психопатический коллега, наша мисс Гнусен – истинный ангел милосердия, это же всем известно. Она бескорыстна, как ветер, день за днем совершает свой неблагодарный труд, пять долгих дней в неделю. Для этого нужно мужество, друг мой, мужество. Кроме того, из надежных источников мне известно – я не вправе раскрывать мои источники, но могу сказать, что с этими же людьми поддерживает отношения Мартини, – она и в выходные дни продолжает служение человечеству, безвозмездно выполняя общественную работу в городе. Приготовляет богатый ассортимент даров – консервированные продукты, сыр для вяжущего действия, мыло – и преподносит какой-нибудь молодой чете, стесненной в средствах. – Его руки мелькают в воздухе, рисуя эту картину. – О, посмотрите. Вот она, наша сестра. Нежно стучится в дверь. Корзиночка в лентах. Молодая чета онемела от радости. Муж с раскрытым ртом, жена плачет без утайки. Она озирает их жилище. Обещает прислать им деньги на… стиральный порошок, да. Ставит корзинку посреди комнаты. И когда наш ангел уходит – с воздушными поцелуями и неземными улыбками, – она буквально опьянена сладким молоком сердечных чувств, которое образовалось в ее большой груди, она изнемогает от великодушия. Изнемогает, слышите? Остановившись в дверях, она отзывает в сторону застенчивую