Прошло еще несколько лет. Афанасьев изредка появлялся на экране TV. Недовольный, мрачный, гордый. Уход из политики, но – РГГУ, слава и значение которого в те годы были неоспоримыми. С осени девяносто шестого я стал там преподавать (оставаясь в Академии наук). – В середине января следующего года звонок. Низкий, немного хриплый голос: «Это Афанасьев. Хочу Вам предложить создать в РГГУ Институт русской истории. Приезжайте». Вот так, запросто. Конечно, я помчался. Афанасьев. Почему звонил незнакомому человеку? Ему кто-то показал тексты, которые в середине девяностых писались (и печатались) моим тогдашним ближайшим другом и мною. Я приехал, поблагодарил, сказал, что есть другие неотменимые планы, что могу рекомендовать друга-соавтора, буду соучаствовать и т.д.
Так начались очные отношения. В его университете, за пределами, на конференциях. Не более того. Мне было лестно, что он заметил меня. Иногда цитировал. Даже выделял. Но ничего похожего на шоки восемьдесят пятого и восемьдесят девятого и рядом не было. В 2003 г. я ушел из РГГУ, крайне редко он звонил мне. Прошло девять лет. 8 ноября 2012 г. Юрий Николаевич выступал с докладом «Закат России» на семинаре в Центре россиеведения ИНИОН РАН. И вновь потрясение. Такой горечи, такого разочарования не видел никогда. Всё. Финита. Untergang des Rußlands. Но другого и ожидать было нельзя. «Мы», реформаторы, не знали, как и что надо делать. «Мы» виновны в нынешней ситуации. И т.д.
Я слушал все это, это покаяние, эту исповедь, это самобичевание со страхом и трепетом. Сначала мне стало стыдно. Зачем он все это? И откуда они, Ельцин, Попов (Юрий Николаевич называл эти имена) могли знать, что делать. Никто не знал. – Постепенно, неожиданно для самого себя, так сказать, немотивированно стыд уходил, и его место победоносно заняла гордость. Где и когда ты увидишь вживую (не прочитаешь) такую интенсивность переживания и самоотречения. Мне почему-то подумалось: так уходили лучшие русские люди.
Да, надо объяснить: почему антикоммунистическую революцию выиграли, а антисоветскую проиграли. Коммунизм оказался во многом наносен, ситуативен, вымышлен, несерьезен, функционален. Советское – шире, глубже, значительнее, органичнее, устойчивее, опаснее. Коммунизм и у нас, и на Западе (возможно, со временем и в Китае) заканчивается одним – «пролетарии всех стран маршируют в ресторан» (И. Бродский). Советское же это то, во что вылилось русское в ХХ столетии. Не все русское, но в большинстве своем. Это – форма русского массового общества, продукт весьма своеобразной урбанизации, «красное черносотенство» (П. Струве), результат выбора 1917 г., долговременного террора и продолжительной