Обстоятельства, занесшие нормальную деятельную, вполне себе образованную женщину в эту тмутаракань возникли в связи со смертью двоюродной бабушки.
Почила старушка по естественным причинам. Под девяносто обычно так и случается. Единственной, с кем она имела настроение общаться в последние годы, была Дарья. Сносились они по телефону, но часто и обстоятельно.
Серафима Дмитриевна предпочитала, чтобы внучатая племянница звонила не реже двух раз в неделю. Даша сотворила себе соединение через Интернет. Иначе вылетела бы с этими разговорами в финансовую трубу. А бабку ей было просто жаль. Сыновья – одному пятьдесят пять, другому пятьдесят три – давненько уже перебрались в Штаты. В ротшильды не вышли, но и под мостом не ночевали. Какой-никакой достаток позволял «мальчикам» свысока поплевывать на тех, кто остался дома. Серафима Дмитриевна неоднократно предлагала детишкам погостить на берегу моря, на что получала категорический ответ в том смысле, что Америка, практически, остров, со всех сторон омываемый водой. Типа: своих пляжей хватает. Подолгу разговаривать с маразматической старушкой «мальчики» себе позволить не могли. Даже на категорическое требование прибыть и ознакомиться с завещанием, отговорились занятостью, трудностями с оформлением визы, проблемами с детьми и внуками…
И Серафима Дмитриевна обозлилась. Некоторое время она перебирала оставшимися по сю сторону океана родственниками. Выяснилось, однако, что любовь близких имела обыкновение заканчиваться с последним днем отпуска.
Загорелые племянники и племянницы, а так же их жены и мужья, сестры и братья жен и мужей, приятели тех и других сваливались на побережье в середине июня и испарялись в середине сентября. Все это время они напропалую пользовались гостеприимством старушки. С отъездом же последних пляжных пилигримов наступал тот самый мертвый сезон. Никто из родни к себе гостеприимную бабушку не звал. На прозрачные намеки в том смысле, что ей бы в большой город, да показаться хорошим врачам, да в театр бы… родня глохла на корню. Ну, случилось так, семейка такая попалась. Не повезло бабке.
Серафима Дмитриевна обозлилась вторично и в одно не самое прекрасное для родни лето отказала халявным визитерам от дома. Престарелый Дашин дядя Толик поехал таки, полагая, на месте разрулить недоразумение, но обнаружил под бабкиным кровом кучу посторонних, которые, между прочим, расплачивались с хозяйкой живой монетой.
– Есть комната в мансарде, – проскрипела Серафима, «не узнавая» племянника. – Умывальник на улице, сортир тоже. Триста пятьдесят рублей сутки.
– Что?! – Взревел дядя Толик. – Там же Игореха в прошлом году спал. Там же повернуться негде…
– Триста пятьдесят, – отрезала старушка.
Пока дядька багровел и пыжился, в распахнутую калитку ввалились мужчина и женщина в расхристанных майках, ведя в поводу огромный колесный чемодан, и в один миг сторговали комнатку за четыреста.
Дядька