Когда они загрузили посудомоечную машину, он спросил:
– Мам, ты помнишь тот чемодан, который я оставил здесь, вернувшись из Азии?
– Конечно. Он хранится в стенном шкафу малой спальни.
– Спасибо. Мне бы хотелось посмотреть, что там лежит.
– Так отправляйся туда. Я сама закончу с посудой и уборкой.
Эллис поднялся по лестнице и вошел в крохотную спальню под самой крышей дома. Ее ныне использовали редко. На единственную узкую кровать навалили два сломанных стула, старенький диванчик и несколько картонных коробок с детскими книжками и игрушками. Эллис открыл стенной шкаф, достал оттуда небольшой черный чемодан из пластика, положил его на кровать, набрал цифровую комбинацию замка и поднял крышку. Пахнуло плесенью. Чемодан не открывали почти десять лет. Все оказалось на месте: медали, обе пули, извлеченные из него хирургами, армейское руководство под номером ФМ 5–13, озаглавленное «Мины-ловушки», фотография Эллиса рядом с его вертолетом, самым первым из нескольких. На снимке Эллис улыбался, выглядел очень молодым (о, дьявол!), худощавым и стройным. Была там еще записка от Фрэнки Амальфи: «Ты тот гад, который украл у меня ногу» – шутка отважного человека, а суть состояла в том, что когда Эллис осторожно расшнуровал башмак напарника и потянул его, вместе с обувью у него в руках оказалась ступня и почти вся нога, случайно отрубленная слетевшей с крепления лопастью вертолета. И часы Джимми Джонса, навсегда остановившиеся в половине шестого. «Лучше ты сбереги их, сынок, – сказал Эллису отец Джимми, вечно пьяный вдрызг, – потому как ты был ему другом, а я так и остался чужаком». И дневник.
Он перелистал его страницы. Ему требовалось прочитать всего несколько слов, чтобы припомнить подробности боя, целого дня или даже недели. Дневник он начал бодрым тоном, с восторгом от новизны впечатлений, от духа владевшего им увлекательного приключения, от переполнявшей его уверенности в себе, но затем постепенно в записи начали проникать разочарование, отрезвление, чувство опустошенности, отчаяния и даже самоубийственные настроения. Мрачные фразы оживляли в памяти сцены прошлого: «Эти чертовы арвины[8] не хотят даже вылезать из вертолета. Если они действительно стремятся спастись от коммунистов, то почему не идут сражаться?» Затем: «Капитан Джонсон всегда был законченным говном, как я полагал, но до чего же чудовищная смерть! Пасть от гранаты, брошенной одним из своих же солдат!»
И дальше: «Женщины прячут ружья под юбками, а каждый мальчишка держит под рубашкой лимонку. Как воевать с этим народом? Что нам остается? Только сдаться?» И последняя запись: «Проблема нашего участия в этой войне заключается в том, что мы оказались не на той стороне линии фронта. Мы здесь «плохие парни». Вот почему молодежь стала повально уклоняться от призыва в армию, вот почему вьетнамцы с юга не желают идти в бой, вот почему нам приходится убивать женщин и детей, вот почему генералы врут политикам, политики врут репортерам, а газеты обманывают публику». После