Евгения не сказала ничего.
Несмотря на чувство ревности и огорчение, она решила, что разумнее всего будет промолчать. Тем более что она прекрасно знала своего легкомысленного и непостоянного в своих привязанностях муженька и была поэтому уверена в том, что госпожа Кастильоне не сможет надолго занимать его сердце.
Для Вирджинии месяц, проведенный в Компьене, был сплошным праздником. Днем весь двор восхищался ее нарядами, а ночью император по достоинству оценивал их отсутствие. Когда все ложились спать, он пробирался в комнату Вирджинии и демонстрировал ей великолепный образчик мужской силы…
Поскольку все относились к госпоже Кастильоне как к официальной фаворитке, она возомнила себя мадам Помпадур. С некоторых пор ее высокомерие вышло за рамки приличия. Некий журналист написал восторженные слова об ее красоте, а она добавила – совершенно серьезно – следующие строки:
«Всевышний не знал, что делает, когда производил ее на свет. Он так прилежно ее лепил, что когда закончил, потерял голову, увидев этакое великолепие…»
Она разрешила сфотографировать свои ступни, щиколотки, руки и плечи, носила свою красоту по различным салонам так, будто речь шла о церковной раке, которую все должны были почитать. Дошла в своей смелости до того, что стала носить такие же прически и украшения, как и императрица. С женщинами она вообще перестала разговаривать.
Такое поведение, разумеется, возмущало весь двор. И лукавая госпожа Меттерних однажды вечером выразила общее мнение всех придворных, сказав в адрес госпожи Кастильоне, что та – «скотина, которую следовало бы прирезать».
Над этой фразой посмеялись. Это было не самое крепкое выражение, но оно было высказано к месту. Доказательством этому вскоре послужили три фразы, великолепные по своей глупости, которые итальянка написала на своей фотографии: «Рождением своим я равна самым высокопоставленным дамам. Красотой своей я их превосхожу. Умом своим я их сужу!»
Раздраженный такой чопорностью Мериме, в чьи обязанности в Компьене входило крутить ручку механического пианино, под музыку которого танцевал двор, заявил как-то вечером:
– Как она мне надоела! Ее наглость выводит меня из себя, и мне часто хочется задрать ей юбки и нашлепать по заднице. А потом поглумиться над ней…
И со смехом добавил:
– Впрочем, как знать, не вызовет ли это у нее другую реакцию!..
Автор «Коломбы» был прав: госпоже Кастильоне требовалось, чтобы ее отшлепали по попке…
К несчастью, ни у кого не поднялась рука на то место, которое так нравилось Его Величеству императору Франции!..
На зиму двор вернулся в Париж, где Вирджиния продолжила свои выходки, к большому неудовольствию императрицы, которая тоже начала выказывать признаки раздражения. Доказательством этому был ее поступок во время бала в министерстве иностранных дел. Госпожа Кастильоне прибыла на него в костюме «Червонной дамы». Евгения, посмотрев на платье фаворитки, сплошь