Мы сели за стол – в отсеке за бархатной занавеской, – и, когда официанты, стюарды и метрдотели закончили вокруг нас суетиться, я в лоб спросила, почему он присылал горы цветов, но не вложил ни единой записки.
Маркхэм рассмеялся:
– Чтобы заинтриговать. Если бы я прямо попросил о встрече, что бы вы ответили?
Я признала, что отказалась бы. Он приподнял бровь домиком. Его ли вина, что меня так легко обвести вокруг пальца?
Я была невероятно оскорблена собственной предсказуемостью, но он лишь опять надо мной посмеялся и завел разговор о войне, викторианской литературе – он знает, что я писала про Энн Бронте, – Нью-Йорке, карточках… Не успела я опомниться, как уже, очарованная до предела, купалась в лучах его внимания.
Помнишь, мы в Лидсе гадали, почему Маркхэм В. Рейнольдс-младший хранит инкогнито? Должна нас разочаровать: мы во всем не правы. Он не женат. И точно не застенчив. У него нет шрама через все лицо, из-за которого он избегал бы показываться при свете дня. На оборотня тоже не похож (во всяком случае, на костяшках пальцев шерсти нет). И он не беглый нацист (был бы акцент).
С другой стороны, может, он все-таки оборотень. Легко представляю, как Маркхэм гонится по болоту за невинной жертвой и не задумываясь ее сжирает. Надо будет внимательно понаблюдать за ним в следующее полнолуние. Он пригласил меня завтра на танцы – пожалуй, есть смысл надеть что-нибудь с высоким воротником. Ой, это же от вампиров! Перепутала.
По-моему, я слегка напилась.
12 февраля 1946 года
Дорогая миссис Моджери!
Передо мной лежит письмо от Джулиет Эштон, и я потрясена его содержанием. Правильно ли я поняла, что Вам нужна ее рекомендация? Что ж, извольте! Не скажу ничего дурного о характере Джулиет – лишь о ее здравом смысле. Таковой у нее полностью отсутствует.
Как известно, на войне как на войне, с кем только не столкнешься. Меня судьба свела с Джулиет – мы тушили зажигалки в самом начале блицкрига. Дежурили ночами на лондонских крышах и, если падала бомба, бежали к ней с ручной помпой и ведрами песка и тщательно гасили все искорки. Меня поставили в пару с Джулиет. Мы не болтали попусту, в отличие от других, менее добросовестных дежурных. Я старалась проявлять постоянную, неусыпную бдительность. Но тем не менее успела узнать многие подробности ее довоенной жизни.
Ее отец был в Саффолке уважаемым фермером. А мать, полагаю, типичной фермерской женой, которая доила коров, ощипывала кур – и держала книжный магазин в Берри-Сент-Эдмундс. Когда Джулиет было двенадцать, ее родители погибли в автомобильной аварии. Сиротку отправили в Сентджонсвуд, к двоюродному деду, известному классицисту. Она мешала его занятиям и существованию в целом тем, что сбегала от него – дважды.
Отчаявшись, он отослал Джулиет в элитарный пансион. Она закончила школу,