Мальчишкам вроде Горбачева пришлось трудиться вместо отцов. По его воспоминаниям, они, “перешагнув через детство, сразу вошли во взрослую жизнь”[73]. Весной он начал заниматься огородом, кормившим семью. Мать вставала засветло, копала и полола, потом передавала начатое сыну, а сама уходила на работу – на колхозное поле. Главной обязанностью Михаила стала заготовка сена для принадлежавшей семье коровы и топлива для домашней печки. Лесов вокруг не было, всюду тянулась степь, и крестьяне из прессованного коровьего навоза делали кизяк для выпечки хлеба и приготовления пищи, а на обогрев хаты шел колючий кустарник. Горбачев целыми днями трудился один, иногда впадая в задумчивость: “Вдруг, забыв обо всем на свете, завороженный зимней метелью или шелестом листьев сада в летнюю пору, мысленно я переселялся в какой-то далекий, нереальный, но такой желанный мир. Царство мечты, детской фантазии”[74]. Мечтал ли Горбачев о том, что впереди его ждет столь блистательное будущее? “Я ни о чем особенно не мечтал, – отвечал он на этот вопрос в одном интервью, – мне просто хотелось оказаться где-нибудь далеко”[75]. Возможно, он просто скромничал. Позднее он признавался одной приятельнице: “Я был ужасным фантазером, я почему-то верил, что вот у меня будет совершенно другое будущее”[76].
Когда от отца Горбачева начали приходить письма, его неграмотная мать диктовала ответные письма сыну, а иногда он писал и от себя. Отец Горбачева выписывал коммунистическую газету “Правда”, и теперь ее читал Михаил: сначала в одиночку, а потом, забравшись на большую печь, вслух – женщинам, обычно собиравшимся по вечерам в чьей-то хате, чтобы побыть вместе и обсудить новости. Однажды вместе с новым номером “Правды” пришла маленькая книжица, где рассказывалась получившая широкую известность история подвига Зои Космодемьянской – девушки-партизанки, которую повесили фашисты. Он читал эту брошюру вслух всем собравшимся. “Все были потрясены жестокостью немцев и мужеством комсомолки”[77].
Долгое время все новости, которые Горбачев читал соседкам, оставались горькими. До 1941 года и он, и другие мальчишки часто играли “в войну” в садах за хатами, маршировали, “брали штурмом” пустые, полуразвалившиеся дома, заброшенные еще в голодном 1932 году, и распевали лихие патриотические песни. Они не сомневались, что немцы “получат по зубам”, если посмеют напасть. Но скоро враг оказался под Москвой и под Ростовом-на-Дону, находившимся в трехстах километрах от Ставрополя. Летом 1942 года через Привольное побрели беженцы. Они тащили на себе рюкзаки и мешки, толкали детские коляски и ручные тачки, выменивали вещи на еду, гнали перед собой коров, табуны лошадей, овечьи отары. Пантелей и Василиса, боясь, что немцы не пощадят председателя колхоза, собрали пожитки и ушли неизвестно куда.