Елена Сергеевна Булгакова, у которой скрывался Фадеев, – это вдова писателя Михаила Афанасьевича Булгакова, автора знаменитого романа «Мастер и Маргарита». Фадеев хорошо относился к Булгакову, а еще лучше к его вдове.
Фадеев был не только известнейшим писателем, но и крупной политической фигурой. Вождь подарил ему должность генерального секретаря, сделал его «писательским Сталиным». Генсеку Фадееву сходило с рук то, что другим стоило бы жизни. Поэтому тогда Александр Александрович отделался выговором, хотя в военное время такую эскападу могли бы приравнять к дезертирству. Это была личная милость вождя.
Теперь Сталин не то чтобы охладел к Александру Александровичу, но во всяком случае другие литераторы выдвинулись на первый план, те, кто был на фронте и писал на военные темы, прежде всего молодой Константин Михайлович Симонов, чья поэзия и драматургия оказались созвучными настроениям солдат и офицеров действующей армии.
Кто тут главный трус?
Журналист Николай Вержбицкий записывал в дневнике горькие наблюдения:
«17 октября. Постепенно вырисовывается картина того, что произошло вчера. (Некоторые называют это великой провокацией, некоторые – не менее великой глупостью)… У рабочих злоба против головки, которая бежала в первую очередь. Достается партийцам…
18 октября. Все ломают головы над причинами паники, возникшей накануне. Кто властный издал приказ о закрытии заводов? О расчете с рабочими? Кто автор всего этого кавардака, повального бегства, хищений, смятения в умах? Стенная литература, кроме газет, никакая не появляется. Вместо нее кругом кипит возмущение, громко говорят, кричат о предательстве, о том, что «капитаны первыми сбежали с кораблей», да еще прихватили с собой ценности…
Истерика наверху передалась массе. Начинают вспоминать и перечислять все обиды, притеснения, несправедливости, зажим, бюрократическое издевательство чиновников, зазнайство и самоуверенность партийцев, драконовские указы, лишения, систематический обман масс, газетную брехню подхалимов и славословия…
Страшно слушать. Говорят кровью сердца. Неужели может держаться город, у которого такое настроение? И опять – все в тумане. В очередях драки, душат старух, давят в магазинах, бандитствует молодежь, а милиционеры по 2–4 слоняются по тротуарам и покуривают. «Нет инструкций…»
Да, 16 октября 1941 года войдет позорнейшей датой, датой трусости, растерянности и предательства в историю Москвы. И кто навязал нам эту дату, этот позор? Люди, которые первые трубили о героизме, несгибаемости, долге, чести…
Опозорено шоссе Энтузиастов, по которому в этот день неслись на восток автомобили вчерашних «энтузиастов» (на словах), груженные никелированными кроватями, кожаными чемоданами, коврами, шкатулками, пузатыми