– Про розу? – уточнила Марьяна. – Так она и вечером здесь стояла.
– Вечером была другая, вы что, не видите?
Действительно, Марьяна только сейчас заметила, что в узкой вазочке на столике стоит розовая роза, не белая, как вчера. Значит, за ночь ее кто-то поменял? Зачем? И предназначена ли роза вновь Полине?
– Вижу, – согласилась Марьяна и приняла у Димы протянутую тарелку с омлетом. Запах от него исходил просто упоительный.
Думать про омлет было гораздо приятнее, чем про розу, и Марьяна даже пожалела, что не уселась на свое законное место. Глядишь, и поела бы спокойно.
– Я, наверное, покажусь вам выживающей из ума старухой, но я более чем уверена, что обещанный нам в плавании детектив уже начался. Единственное, что хотелось бы понять: это замысел организаторов или действительно что-то происходит?
Марьяна покосилась на Галину Анатольевну. На старуху та не тянула вовсе. Худенькая, с немыслимо стильной стрижкой и в огромных кольцах, других, не тех, что вчера, но удивительно подходящих к тому наряду, который был на ней сейчас. Наряд же как нельзя лучше подходил к раннему средиземноморскому утру. С чем-чем, а со вкусом у нее все было хорошо.
– А что происходит? – спросила Марьяна. – Я ничего такого не заметила.
– Ну что вы, – дама многозначительно засмеялась, подождала, пока вновь появившийся в кают-компании Дима расставит принесенные тарелки, креманки и чашки и снова удалится, и заговорщически понизила голос: – Кто-то меняет розу на одном-единственном столике, и я должна заметить, что девушка, которой она предназначена, вовсе этой розе не рада. Кроме того, с девочками явно что-то не так.
– Олей и Тоней?
– Да, тут нет других детей.
– Боже мой, а с ними-то что не так? Обычные подростки, причем довольно вежливые и воспитанные.
– Да. По нынешним временам редкость. – Галина Анатольевна сделала еще один малюсенький глоток кофе. – Вот только одна из них называет эту милую женщину, Елену, мамой, а вторая – Григория Петровича папой. Или этого вы тоже не заметили?
– Ну и что? Елена и Григорий – муж и жена, почему девочки не могут называть их мамой и папой? Тоня – дочка Елены Михайловны, я это точно знаю.
– Да. Верно. Вот только Оля – дочка этой неприятной громкоголосой дамы, Маргариты. То есть сестрами они быть не могут, но к вашим соседям по столу обращаются «мама» и «папа».
– А ведь верно. – Марьяна от изумления чуть не подавилась омлетом. – Получается, что Григорий Петрович путешествует с двумя своими женами – настоящей и бывшей?
– Получается. И это очень странно. В подобные путешествия не отправляются с врагами.
– А может, они и не враги вовсе. Бывает же, что при расставании люди остаются друзьями? – К концу фразы голос Марьяны упал до шепота, потому что она ни на минуту сама не верила в то, что говорила.
Ее опыт, недавний, еще не забытый,