торговли своими нововведениями, опрокинув попутно с пьедестала и саму партию, дал толчок свободной торговле и зарождению рыночных отношений – с базарным, правда, уклоном. Всё пошло по-новому. Кому-то в масть. Но кому-то и серпом по незащищенным органам. У синдиката незащищённым органом была монополия на рынок. Остальные фарцовые в городке были так, мелочишка. Не было такого масштабного доступа к товарам, как у заведующего торговлей, и такой широкой клиентской базы, как у предприимчивого мальчика Самуила. Но тут практически в одночасье рынок наполнили челноки с китайским, польским, самодельным и прочим товаром народного употребления. Пришлось искать новые методы зарабатывания таких приятных на ощупь и знакомых по запаху денежных знаков. Все торги и управления расформировали. Должности упразднили. Хаос свободного рынка подмял под свой каток скромных теневых воротил и простых мелких фарцовщиков развитого социализма. Частник шагал широкой поступью по прилавкам, сметая на своём ходу заскорузлость бесконкурентной торговли. Синдикат лопнул, не выдержав невзгод конкурентной борьбы. Лифшиц позвонил Гурвицу и пригласил на встречу. Встречу назначили в скромном городском сквере в тени раскидистых каштанов. Самуил подошёл вовремя… но Марк Абрамович уже восседал на лавочке, улыбаясь и протягивая навстречу маленькую дамскую ручку, для приветствия.
– Рад увидеть в полном здравии в сей нелепый час разврата.
Сама пожал протянутую ладонь и сел рядом. Помолчали. Глупые голуби курлыкали под ногами, выискивая крохи, оставленные стайкой студентов, сидевших тут ранее.
