В просторном зале аптеки с мраморными полами и блеском венецианских зеркал ничего, похоже, не изменилось. Символ роскоши и уюта – зеркала красовались на стенах, украшенных к тому же витиеватой мраморной резьбой. Хрустальные люстры рассеивали мягкий свет.
И тем более странно и страшно на фоне этой утонченной роскоши из прошлого выглядели посетители знаменитой аптеки – преимущественно простые деревенские бабы в платках, затоптавшие грязными валенками мраморный пол, горланящие грубыми голосами что-то бессмысленное. Не лучше были и мужчины – в основном солдаты с оружием. Они ставили винтовки на мраморные плиты и опирались о колонны, стирая позолоту затасканными шинелями, из которых вылезал грубый, щетинистый ворс.
Став в очередь за стайкой деревенских баб, Таня вдруг подумала, что именно голос является отличительной чертой простонародья – громкий, визгливый, вульгарный, вечно повышаемый голос, который словно бы летел над толпой. Женщины из общества никогда не разговаривали громкими, визгливыми голосами, наоборот, старались приглушать тон в людных местах. Ни ее бабушке, никому из подруг по гимназии не пришло бы в голову орать на людях! В аптеке Гаевского они говорили бы шепотом, уважая труд фармацевта, чтобы, не дай Бог, не потревожить, не отвлечь от дел. Но бабам из очереди, стоящим перед Таней, это, похоже, и в голову не приходило. Они вульгарно голосили, не считаясь ни с кем. Вчерашние кухарки, горничные, прачки вдруг, словно по мановению извращенной волшебной палочки, заняли место своих господ и принялись вести себя громко, вызывающе – потому что о том, что можно вести себя иначе, им никто и никогда не говорил. Мир перевернулся, все было утрачено – все то, что выглядело красиво, то, что имело ценность. А на место этого утонченного мира пришла вульгарная и грубая пустота.
Стоя за спинами баб, Таня думала обо всем этом, как вдруг взгляд ее упал на маленький пузырек со снотворным, выставленный в витрине. Это снотворное отпускалось без рецепта, и Таня прекрасно его знала. Впрочем, в смутное время почти все рецепты были отменены.
Она смотрела и смотрела на толстое, непрозрачное стекло, а по телу ее пошли огненные волны, бросая в чудовищную, давно сдерживаемую дрожь. Кровь прилила к голове, в вены забил адреналин, и Таня не могла ничего больше сделать, кроме как отдаться во власть этого чувства чудовищной авантюры, которое вернуло способность чувствовать себя живой!
И когда подошла ее очередь, вместе с укропной водой для ребенка Таня купила пузырек со снотворным.
Вечером того дня она сидела в ресторане «Байкал» на Греческой улице. На ней было красивое бордовое платье из модного панбархата, бросавшее на ее лицо благородный и теплый отблеск. Через резную спинку стула была перекинута меховая горжетка из белого меха – и Таня точно знала, что на эту горжетку пошел не кот, а кролик.
Она