«за» и «против» развязывания войны с бернами. Рус несколько раз пытался переступить через свою гордость и свое эго, но жажда отчаянного сражения все же брала верх над ним. Он должен был с прискорбием отметить для себя, что стал зависим от битв и геройских подвигов за все эти года, проведенные им в путешествиях по Семиводью и Чюдроку. С каждым новом поверженным врагом Рус ощущал все больший прилив силы и наслаждения. Иногда даже ему самому становилось страшно от того, на сколько сильна в нем была жажда убийства – именно так он мог охарактеризовать свое непомерное влечение к сражениям. Казалось, постепенно это становилось его самой навязчивой мыслью, ибо даже во снах ему снились кровавые и наполненные яростью битвы, в которых верх всегда одерживал он. Возможно сия его мания была обусловлена еще и тем, что за столь длительное время своих скитаний вместе с братом он ни разу не встретил противника достаточно способного и достойного, того, который мог соперничать с ним, Русом, на равных. Своя самая первая драка ему теперь уже казалась детским лепетом, хотя тогда он и был почти на грани и мог быть повержен в любой момент. Но каждая такая битва лишь закаляла юношу все больше и больше, а жажда убивать разжигалась все сильнее и сильнее. Но с другой стороны Русу также было не чуждо понятие чести, и он прекрасно осознавал и ощущал, что если он перестанет следовать сей добродетели, то рано или поздно все-таки превратится в настоящего убийцу и разбойника. Пока же он еще мог называть себя достойным словом «богатырь». Однако, молодой человек также ощущал, что находится на грани, и она, эта грань, с каждым разом становилась лишь тоньше и размытие, и порой уже было сложно контролировать свои эмоции во время боя. Рус понимал, что в любой момент может сорваться, и мог благодарить лишь своего старшего брата за то, что благодаря его рассудительности он все еще держался чести и не стал хладнокровным убийцей. Он нисколько не винил своего брата в том, что тот его часто упрекал и пытался наставить на верный путь, но зависимость была сильнее. И эту тягу порой невозможно было преодолеть.
– Ты подумал над своим решением? – вернул вдруг голос Славена к реальности Руса.
– Ах, да, я долго думал… – приподнялся с подушки молодой воин, – ты знаешь… – Русу было тяжело сознаваться, ибо он не хотел в очередной раз расстраивать брата. Но что он мог поделать?
– Я все же до последнего мгновения буду надеяться, что ты принял единственно верное решение. Но знай, какое бы оно ни было – я поддержу тебя, – голос Славена звучал все также умиротворенно, как и всегда.
– Что же, – вздохнул Рус, – тогда бери чернила и бумагу, – махнул он рукой на стол у противоположной стороны шатра. Славен приготовился записывать за братом.
– Итак, пиши: Я – Рус, Кам Семиводья. Я верно служу своему царю, Саму, и нет для меня иных царей. Путь мой лежит в земли Одина, к Касгарду. Через твои же земли, Атей, я вынужден пройти. И к тебе у меня есть лишь одно предложение, – Рус встретился глазами со Славеном и тут же
